- СООТНОШЕНИЕ МЕЖДУНАРОДНОГО ДОГОВОРА И НАЦИОНАЛЬНОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА В РЕГУЛИРОВАНИИ ЧАСТНОПРАВОВЫХ ОТНОШЕНИЙ МЕЖДУНАРОДНОГО ХАРАКТЕРА
В литературе по международному частному праву принято выделять два метода регулирования гражданских отношений с иностранным элементом - коллизионный (путем определения компетентного правопорядка) и материально-правовой (путем непосредственного регулирования отношения). Вместе с тем ничто не мешает рассматривать проблему регулирования гражданских отношений с иностранным элементом с точки зрения соотношения разносистемных источников: международных договоров и актов гражданского законодательства. Причинами, обусловившими данный подход, являются следующие.
Во-первых, действующее законодательство, прежде всего ст. 7 ГК РФ, говорит о соотношении норм международных и внутригосударственных (гражданского законодательства), но ничего - о коллизионном и материально-правовом регулировании.
Во-вторых, нуждается в толковании ст. 1186 ГК РФ, в которой идет речь о выборе применимого права. Эта статья должна толковаться с учетом ст. 7 ГК РФ, а последняя - в свете общей концепции соотношения международного права и российской правовой системы (ч. 4 ст. 15 Конституции РФ). Конкретные вопросы соотношения международных норм и актов гражданского законодательства должны определяться в рамках схемы, заложенной ФЗ от 15 июля 1995 года № 101-ФЗ «О международных договорах Российской Федерации»1.
В-третьих, за пределами коллизионного регулирования (ст. 1186 ГК РФ) остаются вопросы применимого права с участием государств и международных организаций. Контракты с участием государств в целом относятся к внешнеэкономическим сделкам, и на них распространяются нормы разд. VI ГК РФ. Однако из этого правила имеются существенные исключения. Так, в контракт с государством может быть включена стабилизационная оговорка, ограничивающая действие гражданского законодательства РФ. Применимым правом может быть избрано международное право, что исключает постановку коллизионного вопроса в свете разд. VI ГК РФ и переносит этот вопрос в сферу международного права. Контракты же с участием международных организаций подпадают под действие разд. VI ГК РФ за исключением ситуации, когда контракт предусматривает применение внутреннего права организации или международного права. В данном случае идет речь о применимом праве организации.
Международные договоры РФ, направленные на регулирование внешнеэкономических сделок и иных отношений, осложненных иностранным элементом, исходят из согласованного применения с гражданским законодательством РФ. Так, Венская конвенция 1980 года регулирует только заключение договора купли-продажи, а также те права и обязательства, которые вытекают из такого договора, и в частности, не касается действительности договора или каких-либо его положений, а также последствий, которые может иметь договор в отношении права собственности на проданный товар (ст. 4). Конвенция также не регулирует ответственность продавца за причиненные товаром повреждения здоровья или смерть какого-либо лица, не определяет проценты годовых при просрочке исполнения денежных обязательств, не касается применения договорного положения о неустойке и исковой давности. Все эти вопросы разрешаются в соответствии с применимым национальным правом. Аналогичные положения можно обнаружить и в других международных соглашениях. Например, согласно Конвенции УНИДРУА по вопросам, в ней не урегулированным, и которые не могут быть разрешены в соответствии с общими принципами, на которых она основана, подлежит применению национальное право, применимое в силу норм международного частного права (п. 2 ст. 6).
Процесс субсидиарного применения национального права к положениям международных конвенций достаточно сложен, что можно увидеть на примере взыскания процентов вследствие просрочки исполнения денежных обязательств или применения других форм ответственности при применении Венской конвенции 1980 года.
Диспозитивность положений многих международных договоров РФ, направленных на регулирование отношений с иностранным элементом, отражается на их соотношении с актами гражданского законодательства РФ. Например, сторонам контракта предоставляется право избежать применения к их гражданскому отношению положений соответствующего международного договора. Так, в соответствии с Венской конвенцией 1980 года стороны договора международной купли-продажи вообще могут исключить применение конвенции к их договору, или отступить от любого из ее положений, или изменить действие любого положения конвенции (ст. 6). В этом случае вопрос будет решаться на основе другого применимого права (национального или международного). Аналогичное положение содержится в ст. 5 Конвенции УНИДРУА.
Следует отметить, что идея совместного применения международных договоров к гражданским отношениям не должна противоречить самому международному договору. Так, М.Г. Розенберг отмечает: «Применяя международный договор (в частности, Венскую конвенцию 1980 года) необходимо руководствоваться его правилами о допустимости субсидиарного использования норм национального права. Нельзя аргументировать ту или иную позицию путем параллельных ссылок на правила международного договора и нормы национального права»2. Это необходимо не столько для исключения ненужного дублирования международных и национальных норм, сколько для соблюдения определенности относительно нормативной базы при разрешении спора.
Следует, однако, отметить, что параллельные ссылки на национальное законодательство довольно часто встречаются в практике зарубежных судов и арбитражных институтов. Так, в деле № 8908, рассмотренном Арбитражем МТП в 1998 году (заседание проходило в Италии), применимым правом к контрактам купли-продажи было признано итальянское. Однако при вынесении решения Арбитраж в дополнение к нормам итальянского ГК сослался на соответствующие положения Венской конвенции 1980 года, а также Принципов УНИДРУА, рассматривая данные акты в качестве «нормативных документов, которые могут рассматриваться в качестве полезных источников для толкования всех контрактов международного характера»3.
Международные договоры, регулирующие гражданские отношения с иностранным элементом, определяют, в каких пределах национальное законодательство будет регулировать соответствующее гражданское отношение, но не наоборот. В связи с этим некорректными воспринимаются претензии российского законодателя на регулирование посредством российского гражданского закона отношений, которые уже урегулированы международным договором РФ. Так, в России был принят Федеральный закон от 29 октября 1998 года № 164-ФЗ «О финансовой аренде (лизинге)»4. Поскольку закон по ряду положений не «вписывался» в общую схему регулирования лизинговых отношений по ГК РФ, он получил негативную оценку в литературе. По мнению В.В. Витрянского, «само представление о договоре лизинга, его понятии, основных принципах и видах, которое следует из текста... закона.., оказалось иным по сравнению с тем, которое было положено в основу... конвенции и норм ГК РФ о договоре... лизинга»5. В связи с этим 29 января 2002 года в закон были внесены существенные изменения6.
Так, согласно прежней редакции п. 1 ст. 10 закона от 29 октября 1998 года «права и обязанности участников договора лизинга, за исключением договора международного лизинга, регулируются нормами гражданского законодательства, настоящим Федеральным законом». Права же и обязанности «участников договора международного лизинга регулируются в соответствии с Федеральным законом «О присоединении Российской Федерации к Конвенции УНИДРУА о международном финансовом лизинге», нормами национального законодательства в части, не противоречащей отнесенным к предмету регулирования нормам международного права» (п. 2 ст. 10). Следуя буквальной формулировке, закон исключал международные договоры из числа регуляторов договора лизинга (внутреннего) и регламентировал применение конвенции к международному лизингу. Указанные положения закона в значительной мере были лишены смысла, поскольку международный договор, в том числе Конвенция УНИДРУА, будет применяться во всех случаях, когда отношение подпадает под сферу его действия, вне зависимости от того, что говорит по этому поводу российский закон.
Принято считать, что «внутригосударственные нормы права создаются... для того, чтобы обеспечить... эффективную реализацию» международных норм7. В данной ситуации такое внутригосударственное регулирование никак не сказывается на эффективности применения положений договора. Слова закона – «регулируются в соответствии с Федеральным законом «О присоединении Российской Федерации к Конвенции УНИДРУА о международном финансовом лизинге» - свидетельствуют о некорректности использованной формулировки. С нашей точки зрения, следовало указать «регулируются Конвенцией УНИДРУА о международном финансовом лизинге в соответствии с ее положениями и Федеральным законом «О присоединении Российской Федерации к Конвенции УНИДРУА о международном финансовом лизинге». Принятые 29 января 2002 года изменения полностью исключили п. 2 ст. 10 закона.
Несмотря на внесенные изменения в Федеральный закон «О финансовой аренде (лизинге)» сохранились некоторые противоречия с Конвенцией УНИДРУА. Так, согласно закону выделяются две формы лизинга - внутренний и международный, причем основным признаком разграничения является не место нахождения коммерческих предприятий сторон (как в конвенции), а их резидентность: при осуществлении внутреннего лизинга лизингодатель и лизингополучатель8 являются резидентами РФ9, в то время как при осуществлении международного лизинга лизингодатель или лизингополучатель является нерезидентом РФ (абз. 2 и абз. 3 п. 1 ст. 7). В соответствии же со ст. 3 конвенции она применяется в случаях, когда коммерческие предприятия сторон договора лизинга - арендодателя, арендатора и поставщика - находятся в разных государствах - участниках конвенции либо когда как договор поставки, так и договор лизинга регулируются правом государства - участника Конвенции (п. 1 ст. 3).
Используемое Федеральным законом «О финансовой аренде (лизинге)» понятие «резидентность» носит не цивилистический, а административный характер и не совпадает с понятием «нахождение коммерческого предприятия» по Конвенции УНИДРУА. Например, резидентами согласно законодательству РФ являются «юридические лица, созданные в соответствии с законодательством Российской Федерации», а нерезидентами – «юридические лица, созданные в соответствии с законодательством иностранных государств и имеющие местонахождение за пределами территории Российской Федерации»10. Согласно же конвенции нахождение коммерческого предприятия за рубежом не связывается с местом регистрации организации. Например, российское юридическое лицо (т.е. организация, зарегистрированная на территории России) может постоянно осуществлять свою деятельность на территории иностранного государства (т.е. иметь там свое коммерческое предприятие). Соответственно, договор лизинга, заключенный между таким российским юридическим лицом и другой российской организацией, будет рассматриваться как подпадающий в сферу действия конвенции, но при этом он не будет признаваться «международным» в смысле Федерального закона «О финансовой аренде (лизинге)». Таким образом, данное противоречие закона конвенции будет затруднять применение его положений для разрешения вопросов, не нашедших отражение в конвенции, в соответствии с п. 2 ст. 6 которой субсидиарно будет применяться российское право.
Примером правильной регламентации, основанной на принципе законодательной экономии, может также служить п. 3 ст. 119 Воздушного кодекса РФ, согласно которому «за утрату, недостачу или повреждение (порчу) багажа, груза, а также вещей, находящихся при пассажире, при международных воздушных перевозках перевозчик несет ответственность в соответствии с международными договорами Российской Федерации».
Согласованное применение положений международных договоров РФ, направленных на регулирование отношений с иностранным элементом, и актов российского гражданского законодательства можно проанализировать на конкретных примерах, касающихся реализации гражданско-правовой ответственности: основываясь на нормах международного договора, она находит свое продолжение в актах гражданского законодательства РФ.
Так, положения Варшавской конвенции 1929 года, а также положения Афинской конвенции о перевозке морем пассажиров и их багажа 1974 года11, измененной Протоколом 1976 года, ориентированы на согласованное применение с национальным законодательством: «в случае, если перевозчик докажет, что вина лица, потерпевшего вред, была причиной вреда или содействовала ему, суд может согласно постановлению своего собственного закона устранить или ограничить ответственность перевозчика» (ст. 21 Варшавской конвенции); «если перевозчик докажет, что вина или небрежность пассажира явились причиной или способствовали его смерти или телесному повреждению либо утрате или повреждению его багажа, суд... может в соответствии с положениями законодательства страны суда освободить перевозчика от ответственности полностью или частично» (ст. 6 Афинской конвенции 1974 года). Для применения указанных положений конвенций необходимо обратиться как к нормам Воздушного кодекса РФ (далее – ВК РФ), Кодекса торгового мореплавания РФ (далее – КТМ РФ), так и к положениям общегражданского законодательства. Так, согласно п. 1 ст. 117 ВК РФ ответственность перевозчика за причинение вреда жизни или здоровью пассажира определяется в соответствии с правилами гл. 59 ГК РФ. Аналогичным образом к гл. 59 ГК РФ необходимо обратиться в связи с реализацией ст. 6 Афинской конвенции, поскольку КТМ РФ (ст. 189) лишь воспроизводит ее, а в силу ст. 800 ГК РФ субсидиарно к положениям КТМ РФ подлежат применению правила гл. 59 ГК РФ. Согласно ст. 1079 ГК РФ владелец источника повышенной опасности (в нашем случае - воздушный и морской перевозчики) освобождается от ответственности, если докажет, что вред возник вследствие умысла потерпевшего. Кроме того, согласно п. 2 ст. 1083 ГК РФ, «если грубая неосторожность самого потерпевшего содействовала возникновению или увеличению вреда, в зависимости от степени вины потерпевшего и причинителя вреда размер возмещения должен быть уменьшен»
Однако не все нормы ГК РФ могут быть применены к ответственности воздушного и морского перевозчиков, поскольку ГК РФ (ст. 1079) исходит из принципа безвиновной ответственности владельца источника повышенной опасности (от ответственности его освобождает лишь непреодолимая сила и умысел потерпевшего), в то время как конвенции исходят из принципа ответственности за вину: «перевозчик не несет ответственности, если... докажет, что им... были приняты все необходимые меры... или что.... было невозможно их принять» (ст. 20 Варшавской конвенции 1929 года); ущерб явился «следствием вины или небрежности перевозчика» (ст. 3 Афинской конвенции 1974 года). Примечательно, что статьи ВК РФ в отношении ответственности содержат отсылки не только к законодательству РФ, но и к международным договорам РФ (п. 1 ст. 116).
Применительно к тем международным договорам РФ, регулирующим внешнеэкономические сделки, которые содержат положения о сфере их действия (например, Венская конвенция 1980 года, Варшавская конвенция 1929 года и др.), можно говорить лишь о двух формах непосредственного применения - самостоятельном и совместном. Их применение к конкретным гражданским отношениям перед правилами гражданского законодательства РФ основывается исключительно на сфере их действия и не может рассматриваться как приоритетное в контексте абз. 2 п. 2 ст. 7 ГК РФ (они всегда применяются самостоятельно или совместно с актами гражданского законодательства).
Принципиально иным является соотношение международных договоров и актов гражданского законодательства в ситуации, когда международный договор не предусматривает его применение к конкретным гражданским отношениям, а содержит лишь сформулированные в общей форме обязательства государств. В случае, если таким договором установлены иные правила, чем предусмотренные гражданским законодательством, в силу п. 2 ст. 7 ГК РФ подлежат применению его положения12.
Специфика применения некоторых международных договоров РФ к гражданским отношениям состоит в том, что такие договоры могут регулировать отношения сторон по их соглашению, т.е. применяться факультативно, как условия контракта. При этом применяются все положения международного договора, за исключением относящихся к сфере их действия. Такая ситуация возникла с международными договорами - Общими условиями поставок, заключенными бывшим СССР с дружественными странами.
Так, Общие условия поставок товаров между организациями стран - членов СЭВ 1968/1988 гг.13 (ОУП СЭВ 1968/1988 гг.) являются международным договором, и следовательно, их правила обязательны к исполнению для государств-участников в соответствии с международным правом, независимо от прекращения существования организации (СЭВ), в рамках которой они были приняты. Согласно преамбуле ОУП СЭВ «все поставки товаров между организациями стран-членов Совета Экономической Взаимопомощи, управомоченными совершать внешнеторговые операции, осуществляются на основании... Общих условий поставок». В отличие от Венской конвенции 1980 года ОУП сочетают в себе как законодательные положения, так и сформулированные в виде правовых норм типизированные условия контрактов, т.е. построены по системе, присущей контрактам14.
Поскольку некоторые государства (Венгрия, Чехия, Словакия, Польша, Болгария и Румыния) заявили о своем нежелании быть связанными данными договорами, ОУП СЭВ утратили обязательный характер в отношениях российских субъектов с контрагентами из этих государств и применяются только при наличии отсылки к ним в контракте, т.е. как контрактные условия. По мнению М.Г. Розенберга, в настоящее время ОУП СЭВ утратили обязательный характер и применяются только при наличии ссылок на них в контракте15 (в том числе, очевидно, и во взаимоотношениях с теми государствами, которые не делали заявления о денонсации ОУП СЭВ). В этом случае о применении положений международного договора можно говорить условно, лишь в плане содержательной стороны, а не как о применении нормативного акта, действующего своей собственной силой. Это сближает такой вариант применения с использованием различных так называемых негосударственных регуляторов, например, Принципов УНИДРУА. В то же время не совсем правильно сводить в таком случае положения международного договора к условиям контракта, поскольку толкование и другие аспекты применения положений договора (ОУП СЭВ) будут осуществляться в соответствии с международным правом.
Таким образом, международные договоры могут иметь различные основания применения, соответственно, различным будет их соотношение с гражданским законодательством РФ. В случае факультативного применения международного договора (например, применение ОУП СЭВ по соглашению сторон) такое соотношение определяется не принципом верховенства международного договора над российскими актами, а принципом соответствия их положений российскому законодательству и обязательным для России международным соглашениям.
Помимо ОУП СЭВ, продолжают применяться другие двусторонние международные соглашения: Общие условия поставок товаров из СССР в КНР и из КНР в СССР 1990 года (ОУП СССР - КНР), а также Общие условия поставок товаров между внешнеторговыми организациями СССР и внешнеторговыми организациями КНДР 1981 года (ОУП СССР - КНДР). Порядок применения указанных нормативных актов (факультативный или обязательный) в настоящее время носит спорный характер16. Исключительно при наличии ссылок в контракте внешнеторговой поставки применяются Общие условия поставок товаров из стран - членов СЭВ в Финляндскую Республику и из Финляндской Республики в страны - члены СЭВ 1978 года (ОУП СЭВ - Финляндия), а также Общие условия поставок товаров между организациями СССР и Югославии 1977 года (ОУП СССР - Югославия)17.
Независимо от того, применяются ли вышеперечисленные документы в обязательном порядке или при наличии ссылки на них в контракте, их положения будут иметь приоритет перед национальным законодательством: в первом случае как положения международных договоров (ч. 4 ст. 15 Конституции РФ), во втором - как условия договора (ст. 421 ГК РФ). В последнем случае Общие условия будут применяться в части, не противоречащей императивным нормам законодательства (п. 1 ст. 422 ГК РФ). Например, ОУП СЭВ установлен срок исковой давности, который составляет два года, а в отношении ряда требований один год (§ 107). Однако данные положения не могут применяться, поскольку ОУП СЭВ в настоящее время применяются только при наличии ссылки на них в контракте, что делает их договорными условиями. В соответствии же со ст. 198 ГК РФ сроки исковой давности и порядок их исчисления не могут быть изменены соглашением сторон. Поэтому при применимом российском праве будет действовать общий трехлетний срок исковой давности. Вопрос о том, какой характер носит исковая давность по зарубежному праву (в частности, может ли она быть изменена соглашением сторон), должен решаться согласно праву соответствующего государства, применимому в силу ст. 1208 ГК РФ. Так, МКАС рассматривал спор между российской и румынской фирмами. Контракт, заключенный сторонами, содержал ссылку на ОУП СЭВ 1968/1988 гг., которые применялись факультативно как условия договора, так как в отношениях с Румынией ОУП СЭВ утратили нормативный характер. Применимым правом было признано российское. Ответчик при рассмотрении спора ссылался на пропуск истцом установленного ОУП СЭВ срока исковой давности (два года). МКАС признал такую ссылку несостоятельной, поскольку согласно российскому законодательству срок исковой давности составляет три года и не подлежит изменению сторонами контракта, а ОУП СЭВ являются частью такого контракта18.
В связи с этим показательна практика иностранных судов, которые в аналогичных ситуациях придавали преимущественное значение источникам, правом в известном смысле не являющимся. Так, в деле, рассмотренном швейцарским судом первой инстанции (Handelsgericht St. Gallen) в 2004 г.19, истец - швейцарская компания, заключил контракт с ответчиком - греческой компанией о передаче последней футбольного игрока, находившегося в распоряжении истца. Контракт содержал оговорку о юрисдикции в пользу швейцарских судов, а также оговорку о применимом праве – «контракт регулируется Правилами ФИФА и швейцарским правом». В числе прочего Правила ФИФА устанавливают двухлетний срок исковой давности по требованиям, вытекающим из подобных контрактов. Спустя четыре года после заключения контракта истец предъявил к ответчику иск о его нарушении. Поскольку срок исковой давности согласно швейцарскому праву более длителен, чем установленный Правилами ФИФА, основной вопрос, возникший перед арбитражем, состоял в том, может ли рассматриваться ссылка сторон на Правила ФИФА в качестве действительного выбора применимого права, и как следствие, будут ли Правила ФИФА как специальные нормы (lex specialis) превалировать над нормами швейцарского права.
По мнению суда, в данном случае Правила ФИФА должны применяться как нормы, регулирующие контракт. Вопрос о том, могут ли стороны в швейцарских судах выбирать в качестве применимого к контракту права вненациональные или наднациональные нормы права, является в Швейцарии дискуссионным. Однако превалирующая точка зрения свидетельствует в пользу признания за сторонами такого права при том условии, что соответствующие вненациональные или наднациональные нормы являются по своему характеру транснациональными и достаточно определенными и всесторонними по своему содержанию, как, например, Принципы УНИДРУА. С точки зрения суда, согласно указанным критериям Правила ФИФА являются сопоставимыми с Принципами УНИДРУА и, следовательно, могут быть выбраны сторонами в качестве права, регулирующего контракт (as the law governing the contract). В результате суд отказал истцу в иске на том основании, что истцом был пропущен двухлетний срок исковой давности, предусмотренный правилами ФИФА.
Однако Верховный суд Швейцарии (Bundesgericht) в 2005 г.20 справедливо отменил решение нижестоящего суда. Верховный суд подтвердил право сторон избирать вненациональные или наднациональные нормы в качестве права, регулирующего контракт по крайней мере в тех случаях, когда речь идет о сводах общих принципов и норм, подготовленных независимыми правоведами и сопоставимых с национальными правовыми системами в том, что касается их внутренней сбалансированности, всесторонности и всеобщего признания, таких как Принципы УНИДРУА. Однако Правила ФИФА, подобно другим локальным нормам, подготовленным международными спортивными ассоциациями, были подготовлены частной организацией и, следовательно, не могут рассматриваться в качестве норм права, применимых вместо конкретного национального права. Отсюда ссылка сторон контракта на Правила ФИФА является не чем иным, как инкорпорацией этих норм в контракт, а следовательно, указанные положения будут действовать лишь в той степени, в которой они не противоречат императивным положениям применимого национального права. В данном деле, по мнению Верховного суда, сроки исковой давности, установленные швейцарским правом, являются императивными, превалируют над всеми конфликтующими положениями Правил ФИФА. Следовательно, истцом в данном деле не был пропущен срок исковой давности.
Отметим также, что применение Общих условий не исключает использования (субсидиарного) Венской конвенции 1980 года. Во-первых, в силу ст. 90 конвенции она не затрагивает действий иных международных соглашений, в том числе Общих условий, когда они носят нормативный характер. Если же Общие условия применяются факультативно, т.е. при наличии ссылки на них сторон, то их положения инкорпорируются в договор и становятся его условиями, а в силу ст. 6 конвенции она уступает перед договорным регулированием. В практике МКАС имеются примеры совместного применения положений Общих условий и конвенции.
Например, в одном из дел контракт сторон содержал ссылку на ОУП СЭВ 1968/1988 гг. При разрешении спора в силу § 122 Общих условий МКАС признал применимым к контракту чехословацкое право как права страны продавца. Поскольку и ЧССР и СССР являлись участниками Венской конвенции 1980 г., МКАС признал применимой конвенцию21.
ОУП СЭВ и другие Общие условия поставок (за исключением ОУП СССР-КНР) содержат общую коллизионную норму, согласно которой по вопросам, не урегулированным контрактом или соответствующими Общими условиями, подлежит применению материальное право страны-продавца (например, § 122 ОУП СЭВ).
Международные договоры, направленные на регулирование гражданских отношений с иностранным элементом, зачастую содержат нормы, применимые и к «обычным» («неосложненным» иностранным элементом) гражданским отношениям. А.И. Минаков отмечает, что «в ряде областей в связи с отсутствием во внутригосударственном праве соответствующих норм регламентация осуществляется во многом нормами международных договоров», особенно в том, что «касается регулирования непосредственных внешнеэкономических отношений»22. Р. Гуд, который также затрагивает данную тему, пишет, что «единообразный закон (Uniform Law), регулирующий контракты, может предназначаться как для внутренних, так и для международных сделок, либо его сфера может ограничиваться только последними»23.
А.Л. Маковский применительно к вопросам, связанным с унификацией морского права, отмечал, что «правовые нормы, созданные в результате международной унификации права государств: предназначены прежде всего для регулирования отношений с иностранным элементом». Однако, констатирует автор, в сферу действия таких договоров «вовлекаются и некоторые «внутренние» отношения»24. По его утверждению, существуют «конвенции об унификации морского права, по букве которых создаваемые в порядке унификации нормы равно применимы» к «внутренним отношениям». К таковым в числе прочих автор относит и Международную конвенцию о гражданской ответственности за ущерб от загрязнения нефтью 1969 года (в редакции Протокола 1992 года), участницей которой является Российская Федерация.
Действительно, анализ ряда норм упомянутой конвенции свидетельствует о ее применении к обычным (не осложненным иностранным элементом) гражданским отношениям. Исходя из положений конвенции, ее нормы распространяются на морские суда государств-участников, независимо от того, осуществляют ли они международные или внутренние перевозки. Конвенция применяется к ущербу от загрязнения, причиненному на территории государства-участника, включая территориальное море (п. «a» (i) ст. II). Собственник судна отвечает за всякий ущерб от загрязнения в результате утечки (слива) нефти из его судна, если только не докажет, что ущерб явился следствием обстоятельств, подпадающих под понятие непреодолимой силы (п. 1 и 2 ст. III). При этом согласно п. 4 ст. 3 «никакой иск о возмещении ущерба от загрязнения не может быть предъявлен к собственнику судна иначе, как в соответствии с Конвенцией». Другие положения конвенции также свидетельствуют о намерении ее разработчиков распространить положения конвенции и на внутригосударственные отношения, т.е. применять нормы конвенции и к обычным (не осложненным иностранным элементом) гражданским отношениям. Так, в соответствии с п. 10 ст. VII конвенции Договаривающееся государство не должно разрешать судну, плавающему под его флагом, осуществлять коммерческую деятельность, если оно не имеет свидетельства, удостоверяющего наличие страхования или иного финансового обеспечения своей ответственности.
Вышеназванные положения конвенции, распространяющиеся на морские суда государств-участников, вне зависимости от того, осуществляют ли они международные или внутренние перевозки, воспроизведены в гл. XVIII («Ответственность за ущерб от загрязнения с судов нефтью») КТМ РФ. Думается, что на практике целесообразно придерживаться правил совместного применения конвенции и кодекса. В Комментарии к КТМ РФ даже отмечается, что поскольку «имплементация» Конвенции 1969 года «в правовую систему России осуществлена с принятием внутригосударственного акта - КТМ, толкование и применение главы XVIII последнего надлежит осуществлять с учетом Конвенции...»25.
О.Н. Садиков также указывает на применимость норм международных договоров, в том числе к отношениям между российскими лицами, например, при международных перевозках, выполняемых отечественными перевозчиками26. Существующие транспортные конвенции с участием России действительно применяются и к отношениям, связанным с осуществлением международных перевозок российскими физическими и юридическими лицами. Однако в этом случае речь не идет о регламентации обычных (внутренних) гражданских отношений. Имеются в виду именно международные перевозки, часть каждой из которых может осуществляться исключительно между двумя пунктами на территории России. Однако в целом такая перевозка должна рассматриваться как международная. Например, согласно Варшавской конвенции 1929 года перевозка, осуществляемая несколькими последовательными перевозчиками, рассматривается как единая международная перевозка даже в том случае, когда один или несколько договоров перевозки должны быть выполнены полностью на территории одного и того же государства (перевозка в целом «не теряет своего международного характера» - п. 3 ст. 1 конвенции). Аналогичные подходы вытекают из толкования положений других конвенций в области международных перевозок (например, ст. 34 ЦМР 1956 года). Из этого положения исходит и п. 13 Постановления Пленума Верховного суда СССР от 11 апреля 1969 года № 2 «О некоторых вопросах применения судами законодательства при рассмотрении споров, возникающих из перевозки грузов и багажа»27, согласно которому «к международным железнодорожным перевозкам... относятся перевозки грузов с участием железных дорог двух или более стран на основе международных соглашений и по предусмотренным ими единым перевозочным документам, хотя бы груз и не проследовал через государственную границу».
Таким образом, «для признания перевозки международной не требуется, чтобы она фактически осуществлялась по территории двух или нескольких стран...»28. Следовательно, даже отдельные договоры перевозки, полностью выполняемые на территории РФ, могут регулироваться соответствующей конвенцией, если составляют единую международную перевозку. В данном случае речь идет, по существу, об отношениях с иностранным элементом, поскольку иностранный элемент здесь «присущ процессу перемещения»29.
Согласно ст. 1 ЦМР 1956 года эта конвенция применяется ко всякому договору дорожной перевозки грузов за вознаграждение посредством транспортных средств, когда место погрузки и место выгрузки груза, указанные в контракте, находятся на территории двух различных стран, из которых по крайней мере одна является участницей конвенции. Несмотря на свой международный характер, конвенция может применяться при регулировании внутренних отношений в соответствии с ее положениями. Так, в соответствии со ст. 28 конвенции в тех случаях, когда согласно применяемому закону в связи с потерей, повреждением или просрочкой в доставке, происшедшими при выполнении подпадающей под сферу действия конвенции перевозки, может быть предъявлено внедоговорное требование, перевозчик может сослаться на положения конвенции, исключающие его ответственность или ограничивающие подлежащие уплате возмещения.
Российское законодательство исходит из того, что в связи с потерей, повреждением или просрочкой в доставке, происшедшими при выполнении перевозки, наступает договорная ответственность в форме уплаты штрафа, возмещения ущерба, возвращения провозной платы (ст. 796 ГК РФ, п.п. 7-11 ст. 34 Устава автомобильного транспорта и городского наземного электрического транспорта от 8 ноября 2007 года № 259-ФЗ30). Внедоговорная (деликтная) ответственность может наступить лишь по договору перевозки пассажира (ст. 800 ГК РФ), а также по некоторым другим основаниям (ст.ст. 580, 1084, 1095 ГК РФ). Таким образом, поскольку применение ст. 28 конвенции для Российской Федерации не актуально, возможность регулирования чисто «внутренних» (не осложненных иностранным элементом) отношений с помощью конвенции не предполагается.
Как мы уже установили ранее, решающее значение для применения международного договора РФ к конкретному гражданскому отношению имеет сфера его действия, прежде всего то, как она определена в самом международном договоре. Однако государство может выйти за пределы сферы применения международного договора и расширить ее, например, распространив применение международного договора на некоторые внутренние отношения, когда сам договор этого не предусматривает. Так, ст. 10 Правил Гаага-Висби предоставляет государству - участнику конвенции право применять правила конвенции к коносаментам, не указанным в п. «а», «b» и «с» данной статьи. Поскольку в этих пунктах речь идет о коносаментах, относящихся к международным перевозкам (конвенция применяется ко всякому коносаменту, относящемуся к перевозке грузов между портами двух разных государств, если коносамент выдан в государстве - участнике конвенции либо перевозка осуществляется из порта, находящегося в государстве-участнике), можно предположить, что Российская Федерация может распространить действие конвенции и на «внутренние отношения». Это, однако, маловероятно, так как такие отношения подробно регламентируются КТМ РФ (гл. VIII), который «не только установил одинаковый правовой режим морской перевозки груза для международных и каботажных перевозок, но в последнем случае сделал его более жестким»31. Сфера действия конвенции расширена (распространена) и на внутренние отношения, например, в Великобритании Актом о перевозке товаров 1971 года (Carriage of Goods Act)32. Конвенция применяется к каботажным (внутренним) перевозкам также в скандинавских странах, Франции33.
Вопросы, аналогичные рассмотренным, поднимались в литературе в связи с возможностью применения в России к внутренним (не внешнеэкономическим) отношениям Венской конвенции 1980 года. Сфера действия конвенции имеет значение для того, чтобы не применять ее в контексте ст. 7 ГК РФ для регулирования внутренних сделок купли-продажи, поскольку конвенция применяется в случаях, когда коммерческие предприятия сторон договора купли-продажи товаров находятся в разных государствах (п. 1 ст. 1).
М.Г. Розенберг отмечает, что «с одной стороны, заключаемые договоры могут быть тесно связаны с договорами, которые регулирует Конвенция: что свидетельствует о целесообразности сближения их регулирования. С другой стороны, сделка на внутреннем рынке не относится к внешнеэкономическим... и в этой связи вообще сомнительна возможность сторон выбирать для регулирования... международную конвенцию, положения которой включены в систему их национального права». И далее: «поскольку нормы Венской конвенции имеют специальный характер... их применение по согласованию сторон как норм национального права не допустимо. Вместе с тем, - продолжает автор, - нет препятствий к тому, чтобы в договор, регулируемый нормами внутригосударственного права, включить положения Конвенции как его условия»34.
В данном случае позиция М.Г. Розенберга не совсем последовательна. Рассматривая положения конвенции как включенные в систему национального права (по существу, как часть национального права), автор утверждает недопустимость их применения «как норм национального права» в силу специального характера этих норм. Однако далее такая возможность признается: включение норм конвенции в конкретный договор «в качестве договорного условия». В последнем случае более правильно говорить о совершенно ином применении положений международного договора - в качестве обычных контрактных условий, подобно тому, как применяются правила Инкотермс и других аналогичных сборников деловых обыкновений.
Схожие подходы мы обнаруживаем в иностранной литературе. Так, Р. Гуд считает, что выбор сторонами «в качестве применимого права Венской конвенции о договорах международной купли-продажи товаров будет расцениваться как инкорпорация в контракт норм, содержащихся в конвенции, но не как выбор права», поскольку Соединенное Королевство не ратифицировало конвенцию35.
Строго говоря, о применении положений международного договора в данных ситуациях можно говорить весьма условно, только в плане содержательной стороны. В таком случае положения Венской конвенции 1980 г. применяются только к тем отношениям, которые могут регулироваться диспозитивными нормами или соглашением сторон при соблюдении требований о действии императивных норм гражданского законодательства РФ (ст. 422 ГК РФ). Данная ситуация схожа с той, которая предусмотрена в отношении применения к договору норм иностранного права: согласно п. 5 ст. 1210 ГК РФ если договор не содержит в себе иностранного элемента, т.е. является «внутренним» договором, но стороны выбрали в качестве применимого право иностранного государства, такой выбор не затрагивает действия императивных норм страны, с которой договор реально связан. Таким образом, действительность соглашений сторон о применении к их отношениям Венской конвенции 1980 г. «будет зависеть от того, не противоречат ли они императивным предписаниям внутригосударственного права...»36. Таким же образом речь может идти о применении в качестве договорных условий и других международных договоров, как, например, ОУП СЭВ 1968/1988 гг., поскольку они применяются факультативно.
Анализ действующих международных договоров, регламентирующих гражданские отношения, показывает, что те из них, которые содержат прямые предписания (адресованные субъектам гражданского права правила поведения), ориентированы, прежде всего, на регламентацию отношений, которые принято относить к отношениям, «осложненным иностранным элементом». Именно при рассмотрении споров «с иностранным и международным элементом: - отмечает Т.Н. Нешатаева, - наиболее часто возникает необходимость обращения к международно-правовым нормам»37. Лишь как исключение в сферу таких международных договоров, по мнению А.Л. Маковского, «вовлекаются» некоторые «внутренние отношения» (не осложненные иностранным элементом). Подобное обстоятельство автор объясняет тем, что обе разновидности «внутренних отношений» «иногда переплетаются настолько тесно, что подчинение их разным режимам могло бы нанести ущерб одной либо другой группе отношений»38.
Также представляется убедительным утверждение А.Л. Маковского об отсутствии «объективной необходимости» применения к внутренним отношениям норм, установленных в порядке международной унификации права, поскольку, во-первых, «цель последней состоит в исключающем коллизии законов регулировании отношений, которые могут подпадать под действие права разных государств», а во-вторых, имеются «объективные препятствия для такого применения», прежде всего, «часто менее совершенный характер создаваемых таким путем правил по сравнению с нормами внутреннего законодательства»39. Если же такие объективные препятствия отсутствуют, государство может «расширить» сферу действия положений международного договора, распространив их «тем или иным способом также на внутренние отношения»40.
В свою очередь, А.С. Комаров, указывая на то, что «наиболее распространенным способом унификации является заключение международной конвенции», справедливо замечает, что «чаще всего создается ситуация, когда нормами Конвенции регулируются только отношения, связанные с международным оборотом, в котором участвуют субъекты из стран - участниц соответствующей международной конвенции, и не затрагиваются правовые нормы, касающиеся отношений внутри стран»41.
В принципе каждый международный договор, направленный на регулирование гражданских отношений, прежде всего, преследует цель обеспечения интересов нескольких государств. Этим объясняется то, что международные договоры РФ регулируют в основном ту часть гражданских отношений, которая связана с иностранным или международным элементом. В связи с этим представляются неоправданными попытки российских судов при рассмотрении «внутренних» споров «усилить» свою аргументацию ссылками на те или иные положения международных соглашений.
Например, в одном из дел, рассмотренных государственным арбитражным судом42, между двумя российскими ООО был заключен договор лизинга. Поставщиком по договору также выступала российская организация, и все действия по исполнению договора осуществлялись в России. Таким образом, рассматриваемый договор не был осложнен иностранным элементом и полностью подпадал под действие российского гражданского законодательства. В числе прочего суд указал, что «в соответствии со ст. 622 ГК РФ при прекращении договора аренды арендатор обязан вернуть арендодателю имущество в том состоянии, в котором он его получил, с учетом нормального износа или в состоянии, обусловленном договором. Кроме того, право лизингодателя в случае расторжения договора лизинга на восстановление владения оборудованием предусмотрено положениями Конвенции УНИДРУА «О международном финансовом лизинге» (Оттава, 28 мая 1988 года)».
Ссылка суда на Оттавскую конвенцию является неправомерной в силу того, что она не регулирует правоотношения сторон данного договора.
Таким образом, иногда государство распространяет действие договора на некоторые внутренние отношения, если это не противоречит объекту и цели данного договора. Строго говоря, в этом случае действует скорее внутригосударственный акт, «расширивший» «компетенцию» международного договора. Договор же применяется не в качестве источника международного права, а исключительно как регулятор гражданских отношений в силу разрешения на это со стороны национального законодателя. В практике России, однако, таких примеров нам обнаружить не удалось.
В контексте п. 1 ст. 7 ГК РФ международные договоры РФ занимают автономное положение по отношению к внутренним российским актам, содержащим нормы гражданского права. К последним в соответствии со ст. 3 ГК РФ относятся ГК РФ, принятые в соответствии с ним федеральные законы (гражданское законодательство), другие законы, содержащие нормы гражданского права, а также принятые на основании и во исполнение законов указы Президента РФ, постановления Правительства РФ (иные правовые акты). Нормы гражданского права содержатся также в актах министерств и иных федеральных органов исполнительной власти, которые могут быть изданы в случаях и в пределах, предусмотренных ГК РФ, другими законами и иными правовыми актами.
Вышеперечисленные акты, содержащие нормы гражданского права, являются нормативными актами. Они издаются компетентными органами государства, содержат нормы права, имеют вид письменного документа с установленной структурой и необходимыми атрибутами, обладают юридической силой, охраняются и обеспечиваются государством43.
Схожими характеристиками обладают и международные договоры РФ. В соответствии с пп. «а» ст. 2 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации» международным договором РФ признается «международное соглашение, заключенное Российской Федерацией с иностранным государством (или государствами), с международной организацией либо с иным образованием, обладающим правом заключать международные договоры.., в письменной форме и регулируемое международным правом, независимо от того, содержится такое соглашение в одном документе или в нескольких связанных между собой документах, а также независимо от его конкретного наименования». Данная формулировка закона основывается на положении п. 1 «а» ст. 2 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 года44, а также на положении п. 1 «а» ст. 2 Венской конвенции о праве договоров между государствами и международными организациями или между международными организациями 1986 года.45
Как и акты гражданского законодательства, международные договоры РФ являются нормативными актами, и к ним, с учетом их принадлежности к международной системе, приложимы все основные характеристики нормативного акта, принятые в теории права. Так, международные договоры РФ содержат нормы права, имеют вид письменного документа с установленной структурой и необходимыми атрибутами, обладают юридической силой, охраняются и обеспечиваются государством, что делает возможным их сопоставительную характеристику с актами гражданского законодательства как однопорядковых, но разносистемных источников.
Однако, в отличие от внутренних нормативных актов, международный договор - это соглашение государств относительно содержания договорных норм (т.е. текста договора) и относительно признания таких норм в качестве юридически обязательных для государств - участников договора. Согласие на обязательность договора для Российской Федерации выражается одним из способов, предусмотренных в ст. 6 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации».
Для обретения юридической силы на территории РФ и, следовательно, способности регулировать гражданские отношения договор должен вступить в силу46, как правило, в том порядке, который в нем предусмотрен. Требование ч. 3 ст. 15 Конституции РФ об обязательном опубликовании нормативных правовых актов распространяется также на международные договоры РФ47. Однако это не всегда соблюдается на практике. Так, например, Бернская конвенция по охране литературных и художественных произведений 1886 года, присоединение к которой состоялось в 1995 году, была впервые официально опубликована в России лишь в 2003 году48, и долгое время сохранялась правовая неопределенность относительно того, имеются ли достаточные правовые основания для ее применения в России49.
В ст. 3 ГК РФ не упоминаются международные договоры РФ. Они принадлежат к другой правовой системе, содержат нормы международного, но не гражданского права, которые обладают способностью регулировать гражданские отношения в Российской Федерации, не переходя в нормы гражданского права страны. Принципиально неверной является оценка О.Н. Садиковым международных договоров РФ как «составной части гражданского законодательства РФ»50.
Поскольку понятие «гражданское законодательство и иные акты, содержащие нормы гражданского права РФ» (ст. 3 ГК РФ) не охватывает международные договоры РФ, целесообразно наряду с ним употреблять термин «международные договоры РФ» всякий раз, когда необходимо указать наиболее полную сферу правового регулирования гражданских отношений. Так, нет оснований ограничиваться при толковании термина «правовой акт» лишь нормативными актами РФ. Например, О.Н. Садиков, комментируя ст. 168 ГК РФ («сделка, не соответствующая требованиям закона или иных правовых актов, ничтожна, если закон не устанавливает, что такая сделка оспорима, или не предусматривает иных последствий нарушения»), полагает, что «использованный в статье термин «закон или иные правовые акты» должен толковаться расширительно и охватывать все надлежаще установленные нормы гражданского законодательства РФ, в том числе нормы международного права, которые являются частью правовой системы РФ...»51. Расширительное толкование в данном случае вполне логично, учитывая, что вопросы недействительности договоров затрагиваются в некоторых транспортных конвенциях и сводятся главным образом к тому, что всякое положение договора перевозки, отступающее от требований соответствующей конвенции, признается недействительным. Например, согласно ст. 41 ЦМР 1956 года признается не имеющим силы всякое условие, которым прямо или косвенно допускается отступление от положений конвенции.
В то же время такое расширительное толкование не приводит к тому, чтобы относить нормы международного права к «надлежаще установленным нормам гражданского законодательства». Они были и остаются в составе международного права, не переходят в законодательство РФ, но применяются как правовые регуляторы соответствующих гражданских отношений наряду с нормами гражданского законодательства РФ.
Согласно ст. 8 ГК РФ, перечисляющей основные юридические факты, гражданские права и обязанности возникают из оснований, предусмотренных законом и иными правовыми актами. Понятие «закон и иные правовые акты» необходимо понимать расширительно - как нормативные акты вообще, в том числе международные договоры РФ. Соответственно, расширительно должны толковаться отдельные основания возникновения гражданских прав и обязанностей, вследствие чего ст. 8 ГК РФ должна выглядеть следующим образом.
Гражданские права и обязанности возникают: из договоров и иных сделок, предусмотренных законом и международными договорами (например, из сделки международной купли-продажи товаров, предусмотренной Венской конвенцией 1980 года); из актов государственных органов и органов местного самоуправления, которые предусмотрены законом и международным договором в качестве основания возникновения гражданских прав и обязанностей (например, предоставление международной организации согласно заключенному с ней международному соглашению права на строительство объекта); в результате приобретения имущества по основаниям, предусмотренным законом или международным договором (например, на основании межправительственных соглашений о строительстве и эксплуатации какого-либо объекта); вследствие событий, с которыми закон или иной правовой акт, международный договор связывает наступление гражданских прав и обязанностей (например, деликтная ответственность за ущерб от загрязнения или причинения вреда третьим лицам в соответствии с международными соглашениями). Аналогичным образом нормы международных договоров могут служить основанием прекращения гражданских прав и обязанностей52.
Регламентация гражданских (гражданско-правовых) отношений в Российской Федерации - сфера гражданского права РФ. Однако в целом ряде ситуаций Российскому государству необходимо (должно) и желательно прибегать к заключению международных договоров, нормы которых регламентируют отношения, входящие в предмет гражданско-правового регулирования. Отношения, регулируемые гражданским законодательством (гражданские или гражданско-правовые отношения), являются наиболее распространенным видом внутригосударственных отношений. Природа этих отношений тесным образом связана с удовлетворением различных потребностей и интересов людей и организаций, в силу того, что они основаны на равенстве, автономии воли и имущественной самостоятельности участников (п. 1 ст. 2 ГК РФ), «т.е. возникают между юридически равными и независимыми друг от друга субъектами, имеющими собственное имущество»53.
Статья 2 ГК РФ говорит о разновидностях таких отношений: 1) имущественные отношения, т.е. те, которые возникают по поводу разного рода материальных благ (вещей, работ, услуг и иного имущества); 2) личные неимущественные отношения, связанные с имущественными, т.е. отношения по созданию и использованию произведений науки, литературы, изобретений, а также средств индивидуализации товаров и их производителей (товарных знаков, фирменных наименований и т.п.); 3) личные неимущественные отношения, не связанные с имущественными, т.е. отношения, которые возникают по поводу разного рода нематериальных благ (жизнь, достоинство, деловая репутация). В литературе также выделяют другие (дополнительно к указанным) виды отношений, например, корпоративные54, организационные55. Также отмечается, что «круг общественных отношений, регулируемых гражданским правом, настолько обширен и разнообразен, что в принципе невозможно дать их исчерпывающий перечень»56. Круг указанных отношений, определяющих предмет гражданско-правового регулирования, определяет «круг» соответствующих международных договоров России, которые применяются к указанным отношениям. Данный вывод вытекает из положения п. 2 ст. 7 ГК РФ, согласно которому «международные договоры Российской Федерации применяются к отношениям, указанным в пунктах 1 и 2 статьи 2... Кодекса».
1 Собр. законодательства Рос. Федерации. - 1995. - № 29. - Ст. 2757.
2 Розенберг М.Г. Международная купля-продажа товаров: комментарий к законодательству и практике разрешения споров. - М., 2001. - С. 11.
3 См.: UNILEX on CISG&UNIDROIT Principles. International Case Law and Bibliography (Art. 1.7 of UNIDROIT Principles) // www.unilex.info.
4 Собр. законодательства Рос. Федерации. - 1998. - № 44. - Ст. 5394.
5 Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Книга вторая: Договоры о передаче имущества. - М., 2000. - С. 577.
6 См.: Федеральный закон от 29 января 2002 года № 10-ФЗ «О внесении изменений и дополнений в Федеральный закон «О лизинге» // Собр. законодательства Рос. Федерации. - 2002. - № 5. - Ст. 376.
7 Суворова В.Я. Реализация норм международного права: текст лекции. – М., 2002. - С. 20.
8 В отличие от официального перевода конвенции и от ГК РФ (ст.ст. 665 - 670) закон использует термины «лизингодатель» и «лизингополучатель», соответствующие терминам «арендодатель» и «арендатор» по ГК РФ и конвенции. Терминология закона сохранена и после внесения в него изменений 29 января 2002 года.
9 В прежней редакции закона продавец (поставщик) также должен был быть резидентом.
10 См.: п. 6, 7 ч. 1 ст. 1 Федерального закона «О валютном регулировании и валютном контроле».
11 Ведомости Верховного Совета СССР. - 1983. - № 38. - Ст. 570.
12 См.: Канашевский В.А. Нормы международного права и гражданское законодательство РФ. - М., 2004. - С. 131 - 156.
13 Сборник международных договоров СССР. - Вып. XLV. - М., 1991.
14 См.: Розенберг М.Г. Международная купля-продажа товаров. - М., 1995. - С. 69.
15 См.: Розенберг М.Г. Международная купля-продажа товаров (Комментарий к законодательству и практике разрешения споров). - М., 2004. - С. 23. С точки зрения М.М. Богуславского, в отношениях с организациями отдельных стран (Кубы, Вьетнама, Монголии) ОУП СЭВ сохранили свое обязательное значение. См.: Богуславский М.М. Международное частное право: учебник. - М., 2005. - С. 286.
16 См.: Розенберг М.Г. Международная купля-продажа товаров (Комментарий к правовому регулированию и практике разрешения споров). Изд. 2-е, испр. - М., 2004. - С. 13 - 14. А.П. Белов полагает, что ОУП СССР-КНР носят факультативный характер (см.: Белов А.П. Международное предпринимательское право: Практическое пособие. - М., 2001. - С. 241 - 242). По мнению Р.А. Петросяна, поскольку ни КНР, ни КНДР не заявили о прекращении действия соответствующих ОУП, необходимо признать их действующими, однако не имеющими приоритет над российским законом в связи отсутствием их ратификации (см.: Петросян Р.А. Применение Регламента МКАС в сочетании с Законом РФ «О международном коммерческом арбитраже» 1993 г. // Актуальные вопросы международного коммерческого арбитража: К 70-летию МКАС при ТПП РФ / Отв. ред. А.С. Комаров. - М., 2002. - С. 95). С точки зрения Н.Г. Вилковой, формально юридически ОУП с КНР и с КНДР имеют обязательную силу, будучи приложениями к межведомственным соглашениям о товарообороте (см.: Вилкова Н.Г. Договорное право в международном обороте. - М., 2002. - С. 204). М.М. Богуславский считает, что ОУП СССР-КНР рассматриваются в российской практике как сохранившие свое действие (см.: Богуславский М.М. Международное частное право: Учебник. - М., 2004. - С. 255).
17 О применении различных ОУП см., в частности: Розенберг М.Г. Контракт международной купли-продажи. Современная практика заключения. Разрешение споров. - М., 2000. - С. 12.
18 Дело № 314/1998, решение от 9 апреля 1999 года. См.: Практика МКАС за 1999-2000 гг. - М., 2001. - С. 76 - 78.
19 Handelsgericht St.Gallen, 12.11.2004 // www.unilex.info.
20 Bundesgericht, 20.12.2005 // www.unilex.info.
21 Дело № 142/1994, решение от 25 апреля 1995 года. См.: Практика МКАС за 1992-1995 гг. - М., 1996. - С. 83 - 87.
22 Минаков А.И. Международный договор как источник международного частного права (вопросы теории) // Советский ежегодник международного права. - М., 1987. - С. 229.
23 Goode R. Commercial Law. London. Penguin Grope. 2 ed. 1996. P. 925.
24 Маковский А.Л. Унификация морского права и понятие международного частного морского права // Советский ежегодник международного права. - М., 1980. - С. 227 - 228.
25 Комментарий к Кодексу торгового мореплавания РФ. – М., 2003. - С. 524.
26 См.: Комментарий к ГК РФ / Отв. ред. О.Н. Садиков. - М., 1996. - С. 24. См. также: Гражданское право. Часть 1: учебник / Под ред. А.Г. Калпина, А.И. Масляева. - М., 1996. - С. 36.
27 Сборник постановлений Пленума Верховного Суда СССР. - М., 1987.
28 Садиков О.Н. Правовое регулирование международных перевозок. - М.: Юрид. лит., 1981. - С. 7.
29 Там же.
30 Собр. законодательства Рос. Федерации. - 2007. - № 46. - Ст. 5555.
31 См.: Комментарий к Кодексу торгового мореплавания РФ. – М., 2003. - С. 209.
32 Cм.: Международное частное право: учебник: в 2 т. / Е.А. Абросимова, А.В. Асосков, А.В. Банковский и др.; отв. ред. С.Н. Лебедев, Е.В. Кабатова. - М.: Статут, 2015. Т. 2: Особенная часть. - 764 с. // [Электронный ресурс]. Доступ из справ. - правовой системы «Гарант» (дата обращения: 01.10.2015).
33 См.: Комментарий к Кодексу торгового мореплавания РФ. – М., 2003. - С. 209.
34 Комментарий к Венской конвенции 1980 года. – М., 2006. - С. 24.
35 Международное частное право: учебник: в 2 т. / Е.А. Абросимова, А.В. Асосков, А.В. Банковский и др.; отв. ред. С.Н. Лебедев, Е.В. Кабатова. - М.: Статут, 2015. Т. 2: Особенная часть. - 764 с. // [Электронный ресурс]. Доступ из справ.-правовой системы «Гарант» (дата обращения: 01.10.2015).
36 Комментарий к Венской конвенции 1980 года. – М., 2006. - С. 24.
37 Нешатаева Т.Н. Иностранные предприниматели в России. Судебно-арбитражная практика. - М., 1998. - С. 23.
38 Маковский А.Л. Об унификации морского права. - М.: Изд-во ИМО, 1960. - С. 228.
39 Там же.
40 Там же. - С. 229.
41 Гражданское и торговое право зарубежных стран: учебное пособие / Под общей редакцией В.В. Безбаха и В.К. Пучинского. – М. МЦФЭР, 2004. - С. 94.
42 См.: постановление ФАС ПО от 20 апреля 2006 года по делу № А65-11711/2005-СГ3-12 // [Электронный ресурс]. Доступ из справ.-правовой системы «Гарант» (дата обращения: 08.11.2015).
43 См.: Теория государства и права: Учебник / Отв. ред. В.М. Корельский, В.Д. Перевалов. - Екатеринбург, 1996. - С. 285.
44 Ведомости Верховного Совета СССР. - 1986. - № 37. - Ст. 772.
45 Международное публичное право: Сборник документов. Т. 1. - М., 1996.
46 См.: пункт 3 ст. 31 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации». Как отмечает С.Ю. Марочкин, суды не всегда отмечают факт вступления в силу и действия договора, «в лучшем случае они просто упоминают сам договор, подлежащий применению». См.: Марочкин С.Ю. Юридические условия действия норм международного права в правовой системе Российской Федерации // Московский журнал международного права. - 1998. - № 2. - С. 57.
47 См.: Постановление Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 11 июня 1999 года № 8 «О действии международных договоров Российской Федерации применительно к вопросам арбитражного процесса» // Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. - 1999. - № 8.
48 Бюллетень международных договоров. - 2003. - № 9.
49 Аналогичная ситуация складывалась с Римской конвенцией об охране интересов артистов-исполнителей, производителей фонограмм и вещательных организаций 1961 года, которая вступила в силу для России в мае 2003 года, а официально была опубликована лишь в 2005 году. См.: Бюллетень международных договоров. - 2005. - № 7.
50 Комментарий к ГК РФ, части первой (постатейный) / Отв. ред. О.Н. Садиков. - М., 1997. - С. 13.
51 Там же. - С. 359.
52 Так, например, согласно Положению о порядке открытия и деятельности в СССР представительств иностранных фирм, банков и организаций, утв. Постановлением Совета Министров СССР 30 ноября 1989 года, деятельность представительства прекращается, в том числе, с прекращением действия соответствующего межправительственного соглашения, на основании которого было открыто представительство (п. 14 «в»). Положение продолжает действовать вплоть до принятия соответствующего российского акта.
53 Гражданское право: В 2 т. Т. 1: Учебник / Отв. ред. Е.А. Суханов. - М., 1998. - С. 25.
54 См.: Гражданское право: В 2 т. Т. 1: Учебник / Отв. ред. Е.А. Суханов. - М., 1998. - С. 103.
55 См.: Гражданское право: Учебник для вузов. Часть первая / Под общ. ред. Т.И. Илларионовой, Б.М. Гонгало, В.А. Плетнева. - М., 1998. - С. 42.
56 См.: Гражданское право: Учебник. Часть I. Изд. 2-е, перераб. и доп. / Под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. - М., 1996. - С. 4.