ОГЛАВЛЕНИЕ
1. МЕСТО И РОЛЬ МЕЖДУНАРОДНОГО ДОГОВОРА В СИСТЕМЕ ИСТОЧНИКОВ МЕЖДУНАРОДНОГО ЧАСТНОГО ПРАВА 8
1.1. Правовая природа норм международных договоров, регулирующих гражданские отношения 8
1.2. Юридические основания действия международных договоров в правовой системе Российской Федерации 12
1.3. Виды международных договоров 27
2. СООТНОШЕНИЕ МЕЖДУНАРОДНОГО ДОГОВОРА И НАЦИОНАЛЬНОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА В РЕГУЛИРОВАНИИ ЧАСТНОПРАВОВЫХ ОТНОШЕНИЙ МЕЖДУНАРОДНОГО ХАРАКТЕРА 41
2.1. Методы регулирования частноправовых отношений международного характера и проблема соотношения международного и национального права 41
2.2. Международный договор и российское законодательство: соотношение и взаимодействие 63
3. Роль международных договоров в регулировании отдельных видов частноправовых отношений международного характера 69
3.1. Регулирование международными договорами внешнеэкономических сделок и договорных обязательств 69
3.2. Регулирование нормами международных договоров семейно-брачных отношений международного характера 77
3.3. Международные договоры в регулировании наследственных отношений международного характера 86
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ 100
ВВЕДЕНИЕ
В современной юридической литературе отсутствует общепринятое определение предмета международного частного права (далее – МЧП), что, в свою очередь, порождает споры и о его источниках. В частности, И.В. Гетьман-Павлова отмечает: «Специфика источников МЧП порождена его предметом регулирования: частноправовые отношения, отягощенные иностранным элементом, т.е. лежащие в сфере международного общения. С одной стороны, источники МЧП имеют национально-правовой характер; с другой стороны, МЧП регулирует именно международные гражданские правоотношения, следовательно, международное право выступает самостоятельным источником этой отрасли права. В пользу данной точки зрения говорит и сама нормативная структура МЧП: унифицированные международные нормы (и материальные, и коллизионные) непосредственно входят в его структуру и являются ее неотъемлемой частью»1. Л.А. Лунц же отмечал следующее: «Источниками международного частного права в отличие от международного публичного права могут быть не только международные договоры и международные обычаи, но и внутреннее законодательство страны… Роль внутреннего законодательства в международном частном праве объясняется тем, что в этой отрасли права речь идет о регулировании не межгосударственных, а гражданско-правовых отношений, в которых субъектами прав и обязанностей являются физические и юридические лица»2. По мнению Г.К. Дмитриевой: «Международное частное право – элемент системы национального права. Поэтому его источники – это те юридические формы, которые характерны для национального права вообще. Для права нашего государства, в том числе и для международного частного права, практически единственным юридическим источником является нормативный юридический акт – законы и подзаконные акты»3, а международный договор «играет большую роль в создании норм международного частного права, в частности унифицированных коллизионных норм и унифицированных материальных частноправовых норм. Однако этот факт не может служить самодостаточным доказательством того, что договор является источником международного частного права»4.
Не задаваясь целью исследовать виды источников международного частного права, проанализируем научно-практические подходы к определению роли международного договора в системе источников международного частного права, поскольку в доктрине международного частного права вопросы соотношения международного договора и национального законодательства государства при регулировании частноправовых отношений с иностранным элементом являются наиболее дискуссионными5. Дискуссионность вопроса в целом состоит в том, является ли международный договор самостоятельным источником международного частного права, или положения международного договора становятся источником международного частного права после их трансформации в национальное право государства как часть правовой системы государства. По мнению Л.А. Лунца: «Вопрос о международном договоре как источнике международного частного права связан с общей проблемой о соотношении внутригосударственного права и международного договора»6. По мнению В.П. Звекова, «источниками норм коллизионного права могут быть лишь такие международные договоры, согласие на обязательность которых для Российской Федерации выражено в форме федерального закона»7. Г.К. Дмитриева считает, что «международный договор не имеет прямого применения во внутригосударственной сфере, и, следовательно, не является источником внутреннего права, в том числе международного частного права как одной из отраслей внутреннего права. В трансграничных частноправовых отношениях действие международного договора опосредовано национально-правовыми актами (п. 4 ст. 15 Конституции, законом о ратификации, постановлением Правительства о присоединении и пр.). В результате международный договор действует как национально-правовой акт…»8.
Согласно ст. 1186 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее – ГК РФ) право, подлежащее применению к гражданско-правовым отношениям с участием иностранных граждан или иностранных юридических лиц либо гражданско-правовым отношениям, осложненным иным иностранным элементом, в том числе в случаях, когда объект гражданских прав находится за границей, определяется на основании международных договоров Российской Федерации, настоящего Кодекса, других законов и обычаев, признаваемых в Российской Федерации. Как указывает И.В. Гетьман-Павлова: «В ст. 1186 ГК РФ закреплен перечень источников российского МЧП. … Эта норма уникальна; больше ни одна отраслевая кодификация не устанавливает перечень источников таким образом»9. Но означает ли это, что международный договор является самостоятельным источником международного частного права? В ст. 1186 ГК РФ говорится об определении права, применимого к гражданско-правовым отношениям, осложненным иностранным элементом. Право, применимое к гражданско-правовым отношениям с иностранным элементом определяется на основании коллизионных норм, которые, в свою очередь, могут содержаться как в международном договоре, так и в национальном законодательстве каждого государства. Судебно-арбитражная практика свидетельствует о том, что право, применимое к гражданско-правовым отношениям с иностранным элементом, в первую очередь определяется на основании коллизионных норм, предусмотренных в международном договоре, а в случае отсутствия международного договора на основе коллизионных норм российского законодательства.
Цель диссертационного исследования состоит в комплексном анализе роли международных договоров в регулировании частноправовых отношений с иностранным элементом, составляющих предмет регулирования международного частного права.
Поставленная цель определила следующие задачи:
- теоретический анализ международной унификации норм частного права как правотворческого процесса, ее механизма и методов;
- выявление специфики основных правообразующих факторов, влияющих на внутреннее законодательство различных государств;
- исследование причин возникновения коллизий в рассматриваемой сфере и выявление значения норм международных договоров для решения коллизионных вопросов в сфере регулирования частноправовых отношений между субъектами права разных государств;
- анализ юридической силы и значения международных договоров и актов международных организаций рекомендательного характера для национального законодательства, науки и практики.
Объектом исследования являются частноправовые отношения с иностранным элементом, регулируемые нормами международных договоров.
Предметом исследования являются нормы международных договоров, применимые при регулировании частноправовых отношений с иностранным элементом как способ преодоления коллизионной проблемы в исследуемой сфере, начиная от выявления причин возникновения коллизий в рассматриваемой сфере и заканчивая включением государствами международно-правовых норм во внутреннее законодательство и их применением.
Методологической основой диссертации являются общие методы познания: диалектико-материалистический, исторический, логический, анализ, синтез. При написании работы использовались также частно-научные методы, в том числе коллизионный, сравнительный, метод системно-структурного анализа.
Нормативную основу диссертационного исследования составляют международные договоры СССР и Российской Федерации универсального, регионального и двустороннего характера, а также международные соглашения и конвенции, принятые в рамках и под эгидой международных организаций: ООН, Совета Европы, Гаагской конференции по международному частному праву.
Теоретическая основа исследования включает труды российских и зарубежных ученых-юристов. Для написания диссертационного исследования анализировались работы таких известных ученых - специалистов в области международного публичного и международного частного права, как: Л.П. Ануфриева, М.И. Брагинский, М.М. Богуславский, Г.К. Дмитриева, Н.Г. Доронина, В.П. Звеков, Л.А. Лунц, И.И. Лукашук, А.Л. Маковский, Н.А. Марышева, Г.М. Матвеев, A.M. Нечаева, Н.В. Орлова, О.Н. Садиков, Г.И. Тункин, Е.Т. Усенко, О.А. Хазова, СВ. Черниченко, а также научные труды, посвященные отдельным вопросам регулирования нормами международных договоров частноправовых отношений с иностранным элементом таких авторов, как: С.С. Сафронова10, А.Г. Хачатурян11, Г.В. Шкобенева12.
Цель и задачи исследования определили структуру нашей работы, она состоит из введения, трех глав, объединяющих восемь параграфов, заключения и списка использованных источников.
Положение ГК РФ о непосредственном действии норм международных договоров РФ связано с вопросом о правовой природе норм международных договоров, регулирующих гражданские отношения. А.Л. Маковский, основываясь на работах Л.А. Лунца, полагал, что унификация характеризуется тем, что в «международном договоре устанавливаются завершенные правовые нормы: готовые без преобразования к применению в системе внутреннего права государств - участников договора, а... государство принимает на себя обязанность обеспечить их применение»13 (метод прямой унификации права). Данные теоретические положения автора содержат важные признаки, характеризующие непосредственно действующие нормы:
1) высокая степень разработанности нормы (она должна быть «завершенной», т.е. не требующей конкретизации со стороны государства);
2) действует в системе внутреннего права;
3) на государстве лежит обязанность обеспечить применение таких норм («придать унифицированным нормам такую правовую силу, которая необходима для их применения субъектами права, подпадающими под юрисдикцию данного государства...»14.
С учетом современных законодательных положений нельзя согласиться с позицией А.Л. Маковского относительно того, что приведение в действие таких норм (унифицированных посредством международного договора), осуществляемое путем «простого санкционирования... означает их превращение в нормы внутреннего права этого государства»15, и что «основной формой такого санкционирования служит акт принятия государством обязательств по... международному договору»16.
Если норма международного договора подлежит применению договаривающимся государством как таковая, без необходимости ее воспроизведения в национальном законодательстве («положения... международных договоров Российской Федерации, не требующие издания внутригосударственных актов для применения» - п. 3 ст. 5 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации»), то применение таких норм к гражданско-правовым отношениям в Российской Федерации (в том числе осложненным иностранным элементом) не превращает их в нормы внутреннего права. Они не меняют своей правовой природы, были и остаются нормами международного права и подлежат применению в Российской Федерации в силу положений самого международного договора, а в определенных случаях и санкции со стороны правовой системы РФ (ч. 4 ст. 15 Конституции РФ, и п. 2 ст. 7 ГК РФ). Таким образом, исходным моментом при анализе правовой природы непосредственно действующих норм международных договоров служит их принадлежность к международному праву.
В литературе такие нормы иногда именуют нормами прямого действия, хотя единство в употреблении данного термина отсутствует. Характеристика таких норм дана еще В.М. Корецким17. При этом если такие нормы воспроизводятся в национальном правовом акте, то положения такого внутреннего акта являются внутренними правовыми нормами. Так, СССР воспроизвел положения Единообразного закона о переводном и простом векселе (далее - ЕВЗ) в рамках обязательства, вытекающего из участия в Женевской конвенции, устанавливающей ЕВЗ, 1930 года в своем внутригосударственном акте - Положении о переводном и простом векселе 1937 года.
Логично утверждать, что нормы Положения являются внутренними правовыми нормами, в то время как нормы ЕВЗ и двух других женевских вексельных конвенций - международными. К последним относятся Конвенция, имеющая целью разрешение некоторых коллизий законов о переводных и простых векселях, и Конвенция о гербовом сборе в отношении переводных и простых векселей 1930 года18, которые не предполагают принятие каких-либо внутренних актов: ни из прямых указаний, ни из их характера не следует необходимость воспроизведения их положений во внутреннем законодательстве государств-участников. В силу указанных причин правила конвенций применяются в Российской Федерации как таковые, исходя из положений самих конвенций (ст. 1 каждой конвенции), не меняя своей правовой природы как договорных норм международного права (в случае с Конвенцией, устанавливающей ЕВЗ, ее положения применяются наряду с Положением, утвержденным ЦИК и СНК). А.Л. Маковский иначе решает вопрос о правовой природе норм женевских вексельных конвенций19.
Другой тезис в пользу распространенного подхода о внутригосударственной природе норм международных договоров, регулирующих гражданские отношения, состоит в их выраженном цивилистическом содержании: «...эти нормы нельзя не признать и нормами гражданско-правовыми, поскольку их назначение регулировать отношения гражданско-правового характера» (М.М. Богуславский)20. Еще Л.А. Лунц отмечал, что «вопрос о природе норм международного частного права решается не по характеру его источников, а по тому признаку, какие отношения являются здесь предметом регулирования»21. Следуя этим выводам, можно заключить, что содержание данных международных договоров позволяет им преодолеть принадлежность к международно-правовой системе и стать внутригосударственными.
Очевидная противоречивость данного подхода (прежде всего несоответствие действующему законодательству - п. 2 ст. 7 ГК РФ) приводит авторов к необходимости указывать на особое положение унифицированных материально-правовых норм во внутреннем праве государства. В разное время о таком особом положении говорилось в литературе по международному частному праву22. По мнению А.Л. Маковского, оно выражается в том, что на «унифицированные нормы как на элемент международно-правового обязательства» (в другом месте автор признает их «основной частью диспозиции международно-правовой нормы»23) «распространяется ряд положений права международных договоров»24. Аналогичный подход встречаем у М.М. Богуславского: положения международных договоров, содержащих «унифицированные материально-правовые нормы», «следует рассматривать как составную часть содержания международно-правовых обязательств государств»25.
Несмотря на цивилистический характер норм таких международных договоров, как отмечает С.Ю. Марочкин, «юридическое значение имеет и форма их существования - международный договор»26. По нашему мнению, в том, что касается правовой природы таких норм, их договорная форма существования имеет преобладающее значение. «Рецепция норм во внутригосударственном праве не означает исключение публично-правового характера норм международных договоров»27.
В то же время нельзя согласиться с категоричным выводом В.Г. Храбского о том, что «унифицированные нормы по существу ничем не отличаются от публично-правовых договорных норм, регулирующих отношения между государствами как суверенами»28. Более последовательный подход встречаем у К.Л. Разумова: «Унифицированные нормы международных договоров являются по своему содержанию гражданско-правовыми, а с точки зрения источников своего возникновения - нормами международного договора»29. В.П. Звеков справедливо отмечает, что с включением международных договоров в состав российской правовой системы их правила «приобретают функции внутренних правовых норм и могут применяться к частноправовым отношениям, не меняя своей изначальной природы, оставаясь международно-правовыми нормами»30.
В литературе можно встретить различную оценку современных законодательных положений, касающихся регулирования средствами международных договоров гражданско-правовых отношений. Однако не все они основаны на действующем законодательстве. Например, следующее высказывание не поддается логическому объяснению: «...унифицированные материальные нормы являются международными по своему происхождению, но не международно-правовыми по своей принадлежности. В международном договоре они никогда не были международно-правовыми нормами, а только «преднормами» в составе диспозиции международно-правовой нормы обязательства государства урегулировать определенные отношения определенным в договоре образом»31. В другой работе обнаруживаем утверждение подобного порядка: «...в регулировании отношений во внешней торговле все равно применяется лишь национальное право со всеми вытекающими отсюда последствиями. ...Так, разрешая спор во внешней торговле, российский арбитраж будет применять норму российского материального права, заключенную в Венской конвенции»32.
Одним из центральных является вопрос о юридических основаниях действия международных договоров РФ в правовой системе РФ. От ответа на него зависит в конечном счете соотношение международных договоров РФ с актами гражданского законодательства РФ. При установлении места международных договоров, регулирующих гражданско-правовые отношения в правовой системе РФ, авторы зачастую ограничиваются анализом и толкованием современных законодательных положений, прежде всего ст. 7 ГК РФ. Вместе с тем должны учитываться, в первую очередь, положения самого международного договора РФ о сфере его действия в свете принципа общего международного права «договоры должны соблюдаться», нашедшего отражение в ст. 26 Конвенции ООН о праве международных договоров 1969 года (далее – Венская конвенция 1969 года).
Некоторые авторы полагают, что норма ч. 4 ст. 15 Конституции РФ, п. 2 ст. 7 ГК РФ является санкцией «генерального характера»33 или «общей санкцией на действие норм международного права в правовой системе РФ...»34. С нашей точки зрения, данная позиция нуждается в корректировке, поскольку значение имеют прежде всего положения самого международного договора о сфере его действия и принцип pаcta sunt servanda. Этот вопрос уже поднимался в литературе применительно к ранее действовавшей Конституции 1977 года. Так, по мнению Г.В. Игнатенко, будучи закрепленным в Конституции СССР 1977 года, принцип добросовестного выполнения международно-правовых обязательств обеспечивает «государственное санкционирование»35. Указанная точка зрения была подвергнута критике. По мнению В.Я. Суворовой, постановка вопроса об исполнении международного договора государством-участником в зависимость от внутригосударственного права противоречит ст. 27 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 года. «Санкционирование, - отмечает автор, - предполагает как бы разрешение, дозволение применить международный договор и тем самым возможность определенного усмотрения государства»36.
Согласно Конституции РФ (ч. 4 ст. 15) и ГК РФ (п. 1 ст. 7) каждый международный договор РФ является составной частью правовой системы РФ, и, следовательно, логично предположить, что каждый такой договор всегда применяется как часть правовой системы РФ. Однако при ближайшем рассмотрении этого вопроса можно обнаружить некоторую противоречивость такого вывода. Многие международные договоры РФ, регулирующие гражданские отношения, содержат положения о своей сфере действия или о случаях, когда они подлежат применению.
М.Г. Розенберг, анализируя п. 1 ст. 7 ГК РФ, ч. 4 ст. 15 Конституции РФ, обоснованно задается вопросом: чем определяется сфера применения международного договора – «содержащимися в нем указаниями либо фактом признания того, что конкретные гражданские правоотношения подлежат регулированию нормами российского права» в силу правил международного частного права? Автор отмечает, что «по общему правилу сфера применения таких международных договоров определяется содержащимися в них указаниями, а не тем, подлежит ли российское право применению к отношениям по конкретному гражданско-правовому договору»37. Так, например, согласно п. 1 ст. 1 Конвенции ООН о договорах международной купли-продажи товаров 1980 года (далее – Венская конвенция 1980 года) конвенция применяется к договорам купли-продажи товаров между сторонами, коммерческие предприятия которых (place of business) находятся в разных государствах: (а) когда эти государства являются Договаривающимися государствами или (b) когда согласно нормам международного частного права применимо право Договаривающегося государства. В свете поставленного М.Г. Розенбергом вопроса интерес представляет применение Венской конвенции в силу п. 1 «b» ст. 1. Например, если стороны избрали в качестве применимого к контракту российское право, либо суд по иным основаниям установил, что подлежит применению российское право, то согласно п. 1 «b» ст. 1 конвенции подлежит применению конвенция, и иного обоснования ее применения не требуется.
Иной подход обнаруживаем в практике российских государственных и третейских судов. Президиум ВАС РФ в одном из своих информационных писем приводил пример, когда арбитражный суд применил Венскую конвенцию 1980 года, исходя из того, что хотя стороны избрали в качестве применимого российское право, такой выбор, по мнению суда, означает выбор российской правовой системы, а не отдельных законов. Конвенция же - это составная часть правовой системы РФ, и поэтому она входит в систему действующего российского законодательства38.
В данном случае в решении арбитражного суда о применении Венской конвенции 1980 года использована, с нашей точки зрения, не совсем верная аргументация. И дело не только в том, что международные договоры РФ не входят в систему действующего российского законодательства, а являются составной частью правовой системы РФ. Суд не отметил того обстоятельства, что конвенция должна применяться на основании ее собственного положения - п. 1 «b» ст. 1. Объявление российским законодательством международных договоров РФ составной частью правовой системы РФ имеет, как уже отмечалось, важное значение. Но это не должно означать, что положения самого договора о сфере его действия являются излишними, для того чтобы стать достаточным и единственным аргументом при обосновании применения положений данного договора российскими судами. В вышеуказанной ситуации конвенция подлежала применению, главным образом, в силу содержащихся в ней указаний (п. 1 «b» ст. 1) и лишь затем потому, что она, как и всякий другой международный договор РФ, является составной частью правовой системы РФ.
Для применения Венской конвенции 1980 года имеет значение сам факт участия в ней государства, а не положения его внутреннего законодательства, и было бы неверным рассматривать применение конвенции в нашем случае (п. 1 «b» ст. 1) как применение ее в силу того, что она - часть российской правовой системы. Даже если бы отечественное законодательство вообще не содержало положений о соотношении международных договоров и внутреннего права, конвенция все равно подлежала бы применению в указанном случае, так как это предусмотрено самой конвенцией (положение п. 1 «b» ст. 1 следует выполнять, как и любое другое международное обязательство России в силу ст. 26 Венской конвенции 1969 года и общего международного права).
Ситуация схожа с той, которая складывается по поводу соотношения международных договоров с различными нормативными актами РФ. Сколько бы оснований не предоставляло для таких выводов российское законодательство, такие рассуждения не влияют на действие принципа pacta sunt servanda: всякий международный договор должен быть выполнен в соответствии с содержащимися в нем указаниями. Как отмечает М.Г. Розенберг, «в соответствии с Конституцией (ч. 4 ст. 15) и ст. 7 ГК Венская конвенция 1980 года является составной частью правовой системы РФ, но применяется лишь в случаях, когда места основной деятельности сторон договора находятся в разных государствах...»39. Рассмотренная аргументация суда - это тот случай, когда ссылка на законодательство РФ является излишней и даже может помешать правильному восприятию нормы международного договора.
Аналогичного подхода при применении Венской конвенции 1980 года в силу п. 1 «b» ст. 1 придерживается Международный коммерческий арбитражный суд при Торгово-промышленной палате Российской Федерации (далее – МКАС; МКАС при ТПП РФ), с той только разницей, что он последовательно исходит из применения конвенции как части права РФ40. Так, в целом ряде своих решений МКАС констатирует, что поскольку составной частью российского права являются также международные конвенции, в которых участвует Российская Федерация и которые подлежат применению преимущественно перед правилами внутреннего гражданского права, то к правоотношениям сторон подлежит применению Венская конвенция 1980 года41. Вместе с тем в ряде других решений МКАС говорит о международных договорах как о составной части правовой системы РФ42.
Формула о применении конвенции в случае, «когда согласно нормам международного частного права, применимо право Договаривающегося государства» послужила основанием для неправильных выводов о том, что «Конвенция по сути становится частью права страны, которая участвует в Конвенции»43, «на основании ст. 7 ГК РФ стала частью российского права»44, как например, в США, где в соответствии с существующей традицией конвенция рассматривается как «часть права США»45.
С данными утверждениями согласиться нельзя. Во-первых, это противоречит ч. 4 ст. 15 Конституции РФ и ст. 7 ГК РФ. Во-вторых, п. 1 «b» ст. 1 конвенции не объявляет ее положения частью права страны, а лишь устанавливает ее применимость в определенной ситуации (применение права договаривающегося государства лишь влечет за собой применение конвенции). «Государства имеют разные порядки взаимодействия международного и внутреннего права, но все они определяются последним...»46. К тому же объявление международных договоров частью национального права государств-участников не влечет изменения природы международных норм, не превращает их во внутригосударственные.
Стоит отметить, что данный подход не применим к государствам, согласно внутреннему праву которых международные договоры не имеют непосредственного действия на территории страны. Так, международные договоры согласно английской доктрине международного права не имеют прямого действия внутри страны и могут применяться английскими судами лишь после их имплементации в английское законодательство посредством принятия на основе таких договоров национальных законов. Поэтому всякий раз, когда Соединенное Королевство присоединяется к той или иной международной конвенции, парламентом этой страны принимается соответствующий внутригосударственный закон, который воспроизводит положения конвенции. Например, Конвенция о договоре международной перевозки грузов автомобильным транспортом 1956 года (далее - КДПГ; ЦМР) была инкорпорирована в английское право Законом перевозках грузов по дорогам 1965 года. Такая ситуация характерна и для других стран общего права, которые приняли за основу регулирования английское право (Австралия, Малайзия, Сингапур, Бруней, Гонконг и др.). Например, Варшавская конвенции 1929 года была имплементирована в право Гонконга Законом о воздушных перевозках 1997 года, а в австралийское право - Законом о гражданской авиации (ответственности перевозчика) 1959 года.
В литературе принято придерживаться точки зрения, нашедшей отражение в вышеупомянутых решениях арбитражных судов. В. Кабатов утверждает, что правило п. 1 «b» ст. 1 Венской конвенции 1980 года «основывается на признании того, что положения международных договоров служат составной частью правовых систем государств - участников этих международных договоров. В частности, в России этот принцип закреплен в ст. 15 Конституции РФ и в ст. 7 ГК РФ»47. По мнению В.А. Бублика, даже если сторона настаивала на применении российского ГК, не желая иметь дело с указанной конвенцией, последняя все равно подлежит применению, так как является «частью российского законодательства, причем международный закон будет применяться в первую очередь, а внутренний закон – субсидиарно»48. В связи с этим, по мнению автора, необходимо вести речь не о применимом праве, что делали «все авторы, изучавшие соотношение российского, иностранного и международного частного права», а о применимой правовой системе: «...если в качестве применимого права избирается российское, это означает не выбор отдельных российских законов, а предполагает защищаемую судами РФ договоренность сторон внешнеэкономического правоотношения о применении всей российской правовой системы, в которую входит ряд международных соглашений по вопросам внешнеэкономической деятельности»49.
Постановка проблемы применимой правовой системы заслуживает внимания. Однако в том виде, в каком она сформулирована автором, теряет всякий смысл. В частности, не учитывается самостоятельное действие самих «международных соглашений по вопросам внешнеэкономической деятельности», исходить же единственно из того, что все международные договоры действуют как составная часть правовой системы РФ, но не в соответствии с их указаниями, юридически неверно (по крайней мере, с точки зрения международного права). Так, с равным успехом в указанной автором ситуации можно было бы применить не Венскую конвенцию 1980 года, а, например, Общие условия поставок СЭВ 1968/1988 гг., также являющихся составной частью правовой системы РФ. В связи с этим обоснованная позиция отражена в Постановлении Пленума Верховного Суда СССР «О некоторых вопросах применения судами законодательства при рассмотрении споров, возникающих из перевозки грузов и багажа»50. В п. 14 постановления Верховный Суд разъяснил, что «если международным договором: установлены иные правила, чем: в... законодательстве: то при разрешении споров, возникающих из договоров о международных перевозках, применяются правила международного договора: Внутреннее законодательство: применяется в случаях, предусмотренных международным договором, а также при отсутствии в договоре соответствующих указаний». Кроме того, автор также ошибочно называет международные договоры РФ «частью российского законодательства». Международные договоры РФ - часть российской правовой системы (ч. 4 ст. 15 Конституции РФ, п. 1 ст. 7 ГК РФ).
В том, что вопрос о толковании понятия «правовая система» имеет не только теоретическую, но и непосредственную практическую значимость для правильного применения международных договоров России, можно убедиться на следующем примере. В соответствии со ст. 6 Венской конвенции 1980 года стороны могут исключить применение конвенции. Проблем не возникает, когда стороны прямо и недвусмысленно записывают в контракте, что к нему не применяются положения Венской конвенции 1980 года. Однако часто судье или арбитру приходится иметь дело с ситуацией, когда прямо в контракте отказ не зафиксирован, но из самих действий сторон следует их нежелание применять конвенцию. Назовем такой отказ «подразумеваемым» и сразу же оговоримся, что суд или арбитраж могут зайти необоснованно далеко в толковании такого «подразумеваемого отказа». В частности, в практике МКАС выработалось правило, согласно которому ссылка сторон на какое-либо национальное право автоматически не свидетельствует о том, что стороны намеривались исключить применение к их отношениям конвенции. Поэтому, если этим применимым национальным правом является право государства - участника конвенции, то она подлежит применению (п. 1 «b» ст. 1).
Так, в одном из дел МКАС рассматривал спор между немецкой фирмой и российской организацией. Заключенный сторонами договор международной купли-продажи товаров содержал условие о выборе сторонами в качестве применимого «российского законодательства». МКАС разрешил спор на основании норм ГК РФ и не применил Венскую конвенцию 1980 года, хотя Германия и Россия - ее участники. В данном случае МКАС истолковал ссылку сторон договора на российское законодательство как намерение сторон исключить применение к их договору Венской конвенции 1980 года в силу ее ст. 6. Если бы в договоре сторон содержалось условие о применении российского права (а не российского законодательства), не вызвало бы сомнений, что эти отношения регулируются Венской конвенцией 1980 года, поскольку международные договоры РФ, являясь частью правовой системы РФ (ч. 4 ст. 15 Конституции), входят в право России51. Таким образом, по мнению МКАС, понятие «право» тождественно понятию «правовая система», а понятие «законодательство» - нет.
Позиция МКАС по данному делу совпадает с точкой зрения М.Г. Розенберга, согласно которой включение в соглашение сторон указания о «применимом праве» означает, что «в право государства входят также международные договоры, в которых оно участвует». Напротив, по мнению автора, указание на «применимое законодательство» не исключает возможности «ограничительного толкования условия соглашения: в отношении международных договоров прямого действия: может ставиться вопрос... что они входят в правовую систему России, но не в ее законодательство»52.
Не оспаривая видимых достоинств такого подхода, а также основанного на нем решения МКАС, заметим, что указанная позиция непоследовательна. Ведь если буквально следовать формулировке Конституции РФ, международные договоры - это часть правовой системы РФ (ч. 4 ст. 15). Понятия «право» и «правовая система» различны, и на этот счет в науке имеется достаточно аргументированная позиция. По мнению Г.В. Игнатенко, категория «правовая система» включает в себя «наряду с правом как совокупностью юридических норм правоприменительный процесс и, очевидно, складывающийся на их основе правопорядок»53. При этом формулировка ч. 4 ст. 15 Конституции РФ означает необходимость совместного применения положений международных договоров и актов российского законодательства, о чем уже говорилось выше. Указанный подход основан на действующем законодательстве и признанной в отечественной доктрине концепции самостоятельного существования двух правовых систем - международной и внутригосударственной.
Вполне логичной выглядит точка зрения В.А. Кабатова: «Можно предположить, что, употребляя в своем соглашении о применимом праве термин «законодательство», а не «право», стороны скорее всего не имеют в виду исключить применение положений международного договора, а делают это либо по небрежности, либо по неосведомленности». Кроме того, термин «гражданское законодательство» по ГК РФ не включает подзаконные нормативные акты, так что вряд ли стороны имели намерение исключить действие и этих нормативных актов54.
Таким образом, применение конвенции в силу п. 1 «b» ст. 1 не может быть поставлено в зависимость от ссылки в контракте на «право» или «законодательство». Дополнительным аргументом может служить также то обстоятельство, что в ряде случаев суд устанавливает применимое право на основании ссылок сторон на конкретные нормативные акты. Например, если стороны контракта, в котором отсутствуют положения о применимом праве, ссылаются на ГК РФ, то применимым признается право РФ. Не вызывает сомнения тот факт, что конвенция может применяться в этом случае в силу п. 1 «b» ст. 1. Такой подход обнаруживается в том числе и в практике МКАС55.
Примечательно, что аналогичной защищаемой нами позиции придерживаются и некоторые зарубежные авторы. По мнению П. Най, положение п. 1 «b» ст. 1 Венской конвенции 1980 года «недвусмысленно свидетельствует, что стороны могут выбрать право государства, которое является участником Конвенции и через избранное право подчиниться Конвенции, которая является частью права государства. Здесь может возникнуть предварительный вопрос о том, является ли выбор, скажем, «права Нового Южного Уэльса, Австралия» (Договаривающееся Государство) свидетельствующим о намерении применения именно права Уэльса, а не Конвенции. Другими словами, является ли данный выбор подразумеваемым исключением применения Конвенции согласно ее ст. 6. Думается, что намерение исключить применение Конвенции должно быть выражено с определенной ясностью и при отсутствии доказательства того, что стороны намеривались лишь применять неконвенционное право, ссылка на национальное право должна включать и Конвенцию, которая является частью права Нового Южного Уэльса»56.
Надо полагать, что независимо от того, какая формулировка содержится в соглашении сторон – «законодательство РФ» или «право РФ», - применимой является вся правовая система РФ, включающая не только право РФ, но и международные договоры РФ, в соответствии с содержащимися в них положениями относительно сферы их действия. С юридической точки зрения более точно говорить о применимых правовых нормах, которые могут быть как международными, так и внутригосударственными. Применение внутригосударственной или международной нормы влечет необходимость обращения к правилам соответствующей правовой системы.
Указание на сферу применения международных договоров (которая не зависит от того, как она определяется национальным законодательством государств - участников договора) характерно для договоров, направленных на регулирование гражданско-правовых отношений с «иностранным элементом». Место таких международных договоров в правовой системе РФ как составной ее части позволяет применять их положения к гражданско-правовым отношениям в соответствии с содержащимися в них указаниями относительно сферы их действия.
Основанием для применения в Российской Федерации международных договоров, регулирующих гражданско-правовые отношения, является принцип общего международного права – «договоры должны соблюдаться», закрепленный также в ст. 26 Венской конвенции 1969 года. В силу данного принципа акты российского гражданского законодательства применяются в случаях и в пределах, предусмотренных положениями таких международных договоров.
Таким образом, именно международные договоры, регулирующие гражданские отношения с иностранным элементом, определяют пределы применения гражданского законодательства РФ, а не наоборот. Положение абз. 2 п. 2 ст. 7 ГК РФ (если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем те, которые предусмотрены гражданским законодательством, применяются правила международного договора) не может рассматриваться как основание для первоочередного применения таких международных договоров перед актами гражданского законодательства. Применительно к рассматриваемым договорам его следует читать следующим образом: «если отношения регулируются международным договором РФ, подлежат применению правила международного договора». Действующая формулировка абз. 2 п. 2 ст. 7 ГК РФ относится скорее к ситуациям противоречий норм гражданского законодательства и международного договора.
В случаях применения договоров, которые содержат четкие положения о сфере их действия (прежде всего тех, которые регулируют отношения с иностранным элементом), какое-либо противоречие, коллизия с нормами гражданского законодательства РФ отсутствует. Можно пояснить это на примере Венской конвенции 1980 года. Как уже установлено, Венская конвенция 1980 года применяется к договорам купли-продажи товаров между сторонами, коммерческие предприятия которых находятся в разных государствах: «а) когда эти государства являются Договаривающимися Государствами; или b) когда, согласно нормам международного частного права, применимо право Договаривающегося Государства» (п. 1 ст. 1). Конвенция является составной частью правовой системы РФ. Она регламентирует вопросы заключения договора международной купли-продажи товаров, права, обязанности и ответственность сторон по такому договору.
В российском гражданском законодательстве сделки, которые подпадают в сферу действия Венской конвенции 1980 года, регулируются прежде всего в соответствии со ст. 1210 ГК РФ, согласно которой «стороны договора могут при заключении договора или в последующем выбрать по соглашению между собой право, которое подлежит применению к их правам и обязанностям по этому договору» (п. 1). Согласно п. 1 ст. 1211 ГК РФ при отсутствии соглашения сторон о применимом праве применяется право страны, с которой договор наиболее тесно связан. Таким правом признается право стороны, которая осуществляет исполнение, имеющее решающее значение для содержания такого договора, если иное не вытекает из закона, договора, обстоятельств дела. В договоре купли-продажи такой стороной выступает продавец.
Следовательно, возникает вопрос: имеются ли противоречия между положениями Венской конвенции 1980 года и ГК РФ относительно регулирования договора международной купли-продажи? Предположим, что стороны такого договора избирают в качестве применимого российское право, что автоматически влечет применение к договору конвенции. В этом случае конвенция будет применяться не потому, что устанавливает «иные правила, чем предусмотренные гражданским законодательством», а вследствие того, что в качестве применимого избрано российское право. Очевидно, что противоречия между ГК РФ и конвенцией нет. Оба документа регулируют договоры международной купли-продажи, причем конвенция (по п. 1 «b» ст. 1) применяется уже после того, как применимое национальное право будет установлено. Другой вопрос: можно ли рассматривать как противоречие, например, то обстоятельство, что к отношениям сторон будут применяться не нормы гражданского законодательства РФ, как избранного сторонами права, а нормы конвенции? Очевидно, нет, поскольку нельзя усматривать противоречие между специальным регулированием и общим. Конвенция устанавливает специальное регулирование отношений, которые в противном случае регулировались бы национальным законодательством (в нашем случае - гражданским законодательством РФ). Причем такое специальное регулирование вытекает из участия государства в конвенции. Присоединяясь к конвенции, российский законодатель решил, что определенная область отношений (договоры международной купли-продажи) будет регулироваться конвенцией - специальным международным регулятором.
В данном случае ситуация сходна с той, которая существует между специальным и общим регулированием в гражданском законодательстве РФ. Например, можно предположить, что нормы ГК РФ, регулирующие поставку товаров для государственных нужд (ст.ст. 525-534), противоречат общим нормам, регулирующим договоры поставки (ст.ст. 506-524). Однако такие рассуждения с юридической точки зрения являются неверными. Регулирование поставки товаров для государственных нужд - это специальное регулирование по отношению к общему, поскольку так установил законодатель. Таким образом, конвенция устанавливает специальное регулирование гражданских отношений в сравнении с нормами гражданского законодательства РФ, и между ее положениями и гражданским законодательством РФ противоречия исключены. Она применяется к соответствующим отношениям в соответствии с ее указаниями. Поэтому нет необходимости при применении конвенции ссылаться на то, что она устанавливает «иные правила». Достаточно сказать, что она - часть правовой системы РФ. Из этого факта, однако, не вытекает, что нормы конвенции и гражданского законодательства стоят в одном ряду. Они имеют различную природу. Но это не лишает возможности сопоставления их как общих (гражданское законодательство) и специальных (конвенция) регуляторов гражданских отношений. Применительно к рассмотренному нами примеру можно согласиться с Б.И. Нефедовым в том, что проблема коллизии должна рассматриваться «не в плане приоритета международных норм над внутригосударственными, а в плане расхождения между общей и специальной нормой, разрешение коллизий между которыми не зависит от того, какие это нормы - международного договора или внутреннего законодательства»57.
Резюмируя изложенное, можно сделать следующий вывод: приоритетное по отношению к российскому законодательству применение к гражданским отношениям международных договоров РФ, имеющих четко определенную сферу действия, обуславливается не тем, что они устанавливают иные правила, чем предусмотрены гражданским законодательством, а вследствие того, что, являясь международными договорами РФ, они действуют в соответствии со своей сферой применения, не пересекаясь с российским законодательством, не вступая в противоречие с его нормами. Не утрачивая своей международно-правовой природы и не переходя в российское право, такие договоры осуществляют специальное правовое регулирование, действуют как специальный международный правовой регулятор.
Договоры, регулирующие отношения с иностранным элементом, составляют основную часть договоров, подпадающих под определение ст. 7 ГК РФ. Но существуют и другие международные договоры, сфера действия которых определяется иначе. Возьмем, например, договоры, касающиеся прав человека, которые также входят в систему международно-правовых регуляторов гражданских отношений (главным образом личных неимущественных отношений, не связанных с имущественными), такие как Международный пакт о гражданских и политических правах 1966 года58, Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод 1950 года59. Они содержат требование, обращенное к государствам-участникам, - обеспечивать лицам, подпадающим под юрисдикцию государства, закрепленные в этих договорах права (ст. 2 пакта, ст. 1 конвенции). Исходя из буквы данных документов, их положения адресованы скорее государствам, чем самим лицам. Решающую роль в придании таким договорам регулятивной способности непосредственно воздействовать на гражданско-правовые отношения играет национальное законодательство, в частности, формулировка ч. 4 ст. 15 Конституции РФ и ч. 1 ст. 7 ГК РФ о признании их составной частью правовой системы РФ.
Иначе говоря, международные договоры РФ, касающиеся защиты прав человека, становятся способными непосредственно регулировать гражданско-правовые отношения через объявление их составной частью правовой системы РФ или, как говорится в литературе, через «дозволение прямого применения международной нормы субъектами национальной юрисдикции»60. Соответственно при применении таких договоров внутри РФ при защите своих гражданских прав ключевое значение имеет ссылка на то, что они являются в силу п. 2 ст. 7 ГК РФ составной частью правовой системы РФ, т.е. входят в состав нормативных регуляторов наряду с внутригосударственными актами.
Таким образом, к оценке современных законодательных положений о применении международных договоров РФ следует подходить с учетом значения положений самих договоров РФ о сфере их действия, которые и должны рассматриваться как первоначальные основы для их применения к гражданским отношениям в РФ.
По своему содержанию, как и многие законы, международные договоры РФ содержат различные нормы. Подобно внутреннему законодателю, государства при разработке международного договора не задумываются над тем, к какой отрасли внутреннего права могут быть отнесены по своему характеру нормы договора, поскольку их интересует лишь содержательная сторона отношений. Поэтому одни международные договоры РФ специально направлены на регулирование гражданских отношений (чаще принято говорить об отношениях гражданско-правового характера или коммерческих отношениях), в то время как другие имеют комплексный характер, в том смысле, что часть норм договора можно определенно отнести к нормам, направленным на регулирование гражданских отношений (или иначе способных их регулировать), а часть норм - на регулирование иных отношений. Очевидно, что ст. 7 ГК РФ имеет в виду и те, и другие.
К договорам, которые преимущественно направлены на регулирование гражданских отношений, относятся, прежде всего, те, которые регулируют отношения, осложненные иностранным элементом. Данные отношения являются предметом международного частного права. В литературе указывается на возрастающее значение международного договора как источника международного частного права61. По мнению М.М. Богуславского, «нормы, сформулированные первоначально в международном договоре, применяются в этих отношениях чаще, чем нормы внутреннего законодательства»62. Прежде всего, речь идет о международных договорах, содержащих единообразные материально-правовые нормы. К таковым, например, относятся Венская конвенция 1980 года, Варшавская конвенция 1929 года, другие транспортные договоры и конвенции, соглашения и договоры в области охраны интеллектуальной собственности и др. Во всех указанных случаях государства «создают нормы, призванные регулировать отношения между субъектами права этих государств»63, что «позволяет в большей степени, чем при использовании коллизионного метода, избегать односторонности при создании правового регулирования»64.
Наличие международных конвенций, как правило, исключает необходимость применения национального законодательства, снимает с повестки дня коллизионный вопрос. Поэтому другую группу международных договоров составляют те, которые содержат комплекс единообразных коллизионных норм, указывающих на право, подлежащее применению к гражданско-правовым отношениям, например, Минская конвенция 1993 года или Конвенция, направленная на разрешение коллизий законов о переводных и простых векселях, 1930 года65, которая унифицировала коллизионные нормы государств-участников в отношении векселей.
Многие конвенции, однако, содержат как материально-правовые, так и коллизионные нормы. Так Общие условия поставок СЭВ 1968/1988 г.г. содержат комплекс материально-правовых норм, а также унифицированную коллизионную норму о применении к отношениям сторон материального права продавца по тем вопросам, которые не урегулированы или не полностью урегулированы контрактом поставки или Общими условиями (§ 122).
Важное значение для применения международных договоров РФ имеет вопрос об их юридической силе в сравнении с нормативными актами РФ. Поводом для таких суждений являются положения законодательства РФ, которые позволяют вести речь о таком соотношении в зависимости от вида договора (межгосударственный, межправительственный, межведомственный), а также от способа выражения согласия со стороны Российской Федерации на обязательность для нее международного договора. Так, использование систематического способа толкования формулировок ч. 4 ст. 15 Конституции РФ и пп. «а» п. 1 ст. 15 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации» позволяет прийти к выводу, что правило о приоритете норм международных договоров над нормами законов РФ имеет в виду только ратифицированные и официально опубликованные международные договоры РФ.
Иной, как нам представляется, вполне разумной позиции придерживается Пленум Верховного Суда РФ в своем Постановлении от 31 октября 1995 года № 8 «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия»66: «суд при рассмотрении дела не вправе применять нормы закона, регулирующего возникшие правоотношения, если вступившим в силу для Российской Федерации международным договором, решение о согласии на обязательность которого для Российской Федерации выражено в форме федерального закона, установлены иные правила, чем предусмотрены законом. В этих случаях применяются правила международного договора Российской Федерации» (п. 5). В дальнейшем в Постановлении от 10 октября 2003 года № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации»67 Пленум Верховного Суда РФ установил (п. 8): «Правила действующего международного договора Российской Федерации, согласие на обязательность которого было принято в форме федерального закона, имеют приоритет в применении в отношении законов Российской Федерации. Правила действующего международного договора Российской Федерации, согласие на обязательность которого было принято не в форме федерального закона, имеют приоритет в применении в отношении подзаконных нормативных актов, изданных органом государственной власти, заключившим данный договор (ч. 4 ст. 15, ст.ст. 90, 113 Конституции Российской Федерации)».
Таким образом, нет оснований не распространять правило о приоритетном применении норм международных договоров РФ к гражданским и иным внутригосударственным отношениям лишь на том основании, что согласие выражено в иной, чем ратификация, форме. Ключевое значение имеет то, что это согласие дано именно в форме федерального закона: в соответствии с пп. «а» п. 1 ст. 20, пп. «а» п. 1 ст. 21 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации» согласие на обязательность для Российской Федерации международных договоров, подлежащих в соответствии с п. 1 ст. 15 закона ратификации, может производиться и в форме федерального закона об утверждении, принятии или присоединении.
Правило о приоритетном применении норм международных договоров РФ закреплено также в абз. 2 п. 2 ст. 7 ГК РФ, согласно которому, «если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем те, которые предусмотрены гражданским законодательством, применяются правила международного договора». При этом, как отмечает О.Н. Садиков, термин «гражданское законодательство» необходимо понимать расширительно: не только ГК РФ и иные федеральные законы (п. 2 ст. 3 ГК РФ), но и все другие правовые акты, содержащие нормы гражданского права (п.п. 3-7 ст. 3 ГК РФ)68.
Более сложным является вопрос о соотношении юридической силы международных договоров РФ, не обладающих приоритетом над федеральным законом (т.е. согласие на обязательность которых со стороны России принято не в форме федерального закона), и «иных правовых актов» (указов Президента РФ, постановлений Правительства РФ), а также актов федеральных органов исполнительной власти (п.п. 3-7 ст. 3 ГК РФ). Воспользовавшись некоторыми выводами С.Ю. Марочкина69, можно обозначить следующую картину соотношения юридической силы вышеуказанных актов:
международные договоры РФ, решение о согласии на обязательность которых выражено Правительством РФ (пп. «б», «в» п. 1 ст. 20, пп. «б», «в» п. 1 ст. 21 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации») обладают преимуществом перед иными правовыми актами, а также актами федеральных органов исполнительной власти (п.п. 3-7 ст. 3 ГК РФ). Соответственно такие договоры могут применяться к регулируемым гражданским законодательством отношениям в той части, в которой они не противоречат федеральному закону; межведомственные международные договоры РФ, регламентирующие гражданские отношения, обладают приоритетом лишь в отношении актов соответствующего ведомства70. Практика зачастую свидетельствует об обратном. Так, И.И. Лукашук приводит пример, когда постановление Правительства РФ имело приоритет над соглашением межведомственного характера71. Межведомственные соглашения распространены в транспортном праве, в области интеллектуальной собственности, стандартизации продукции и услуг. Как отмечается в литературе, «любой международный договор, независимо от того, каким органом государства он подписан, обязывает государство в целом, а не его отдельный орган»72.
Определяющим моментом для квалификации межведомственных соглашений в качестве международных договоров является официальный статус соответствующих ведомств как органов управления государства. Такие соглашения необходимо отличать от тех, которые заключаются между организациями, не обладающими статусом ведомственных, т.е. не наделенных определенными ведомственными (властными) полномочиями и не выступающих как органы государственного управления.
И.И. Лукашук отмечает, что многие «вопросы международного значения регулируются соглашениями с участием неправительственных организаций, и иногда такие соглашения по своей роли и характеру стоят весьма близко к международным договорам». По мнению автора, такие «полуофициальные межгосударственные соглашения», если они утверждены Правительством, фактически и юридически носят характер международного соглашения73.
О.Н. Садиков, присоединяясь к указанной точке зрения И.И. Лукашука, утверждает, что «в качестве своеобразных международных соглашений должны... рассматриваться и некоторые соглашения авиакомпаний». В качестве обоснования автор приводит пример подписанного авиакомпаниями Монреальского протокола 1966 года74, повышающего установленные Варшавской конвенцией 1929 года пределы ответственности перевозчика. Данный протокол был выработан в рамках ИКАО - международной организации гражданской авиации и получил санкцию со стороны компетентных государственных органов75.
Однако, несмотря на то, что «Монреальское соглашение получило признание»76 и широко применяется отечественными воздушными перевозчиками, формально оно не является международным договором, так как участниками протокола являются авиакомпании, которые субъектами международного договора быть не могут. Данный протокол следует рассматривать как соглашение, носящее частноправовой характер (внешнеэкономический контракт), содержанием которого является обязанность соответствующей авиакомпании внести в свои правила перевозки определенные положения (в частности, увеличить предельный размер ответственности перевозчика до 75 тыс. долл.).
В оценке соглашений межведомственного характера встречается также более радикальный подход. Так, по мнению И.И. Лукашука, «соглашения межведомственного характера вообще не подпадают под действие ст. 15 Конституции РФ и ст. 5 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации». Они пользуются приоритетом лишь в отношении актов соответствующего ведомства». Автор особо подчеркивает «издавна признанное в международном праве правило, согласно которому, будучи международным договором, соглашение между ведомствами разных государств не может непосредственно создавать прав и обязательств для частных лиц». Это правило, по мнению автора, было подтверждено Постоянной палатой международного правосудия еще в 1928 году77.
Неясным остается вопрос о возможности межведомственных соглашений регулировать отношения, выходящие за пределы, обозначенные в п. 7 ст. 3 ГК РФ: министерства и иные федеральные органы исполнительной власти могут издавать акты, содержащие нормы гражданского права, в случаях и в пределах, предусмотренных ГК РФ, другими законами и иными правовыми актами. Например, возможна ситуация, когда ведомство заключает международное соглашение по вопросам, которые не входят в его компетенцию согласно п. 7 ст. 3 ГК РФ.
Вопрос об оценке межведомственных соглашений, их соотношении с нормами других международных договоров неоднократно возникал в отечественной судебной практике применительно к международным железнодорожным перевозкам.
Наиболее часто в судах ставился вопрос о возможности приоритетного (перед положениями российского права) применения к исчислению размера оплаты за перевозку Тарифной политики железных дорог государств - участников СНГ на перевозки грузов в международном сообщении на 2001-й фрахтовый год от 15 ноября 2000 года, действующей в рамках Тарифного соглашения железнодорожных администраций (Железных дорог) государств - участников СНГ от 17 февраля 1993 года. По данному вопросу практика арбитражных судов непоследовательна: одни арбитражные суды признавали за указанным актом приоритетный характер, другие нет. На это обстоятельство справедливо обращается внимание в литературе78.
Так, в деле, рассмотренном арбитражным судом в 1998 году79, суд отметил: «Поскольку Республика Узбекистан и Российская Федерация являются участниками СМГС, подлежат применению нормы международного соглашения, имеющие приоритет над внутренним законодательством (ст. 7 ГК РФ). Ссылку истца на документы Совета по железнодорожному транспорту государств - участников Содружества независимых государств, как на подлежащие применению к данным отношениям, нельзя признать правомерной, поскольку все эти документы носят рекомендательный характер и не могут иметь приоритета над международным договором».
В другом деле80 суд постановил, что ставки тарифа, предусмотренные Тарифной политикой, применяться не могут, «поскольку указанный акт носит межведомственный характер» и «для придания ему силы международного договора, в соответствии с п. 1 «а» ст. 15 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации», он подлежит ратификации. Так как этого сделано не было, провозная плата должна исчисляться в силу ст. 7 ТУЖД, ст. 790 ГК РФ по внутреннему тарифу, установленному прейскурантом № 10-01».
Однако в других решениях арбитражных судов содержится совсем иная характеристика Тарифной политики стран СНГ 1993 года. Так, в деле, рассмотренном арбитражным судом в 1999 году81, российское АО предъявило иск к железной дороге о взыскании излишне перечисленной провозной платы и процентов за пользование чужими денежными средствами по ст. 395 ГК РФ в связи с тем, что истец за оказанные ответчиком услуги по перевозке грузов из России на Украину произвел оплату по ставкам Тарифной политики Российских железных дорог на перевозки грузов в международном сообщении на 1999 фрахтовый год, тогда как перемещение груза имело место на территории РФ, и следовало применять Прейскурант, утвержденный Постановлением Государственного комитета СССР в 1989 году Суд отметил, что в настоящее время грузовые перевозки в страны СНГ регулируются СМГС, на основании которого принята Тарифная политика железных дорог - участников СНГ. «Протокол о тарифной политике государств - участников СНГ является международным договором; в соответствии со ст. 15 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации» не подлежит ратификации и действует в РФ непосредственно после подписания и официального опубликования.
Не углубляясь в содержательную часть дискуссии о правовой природе Тарифного Соглашения и Тарифной политики СНГ, следует согласиться с выводом Т.Б. Голубевой о том, что неприменение данных актов в приоритетном порядке является заблуждением российских судов82. Однако, с учетом имеющихся в настоящее время расхождений в оценке судами межведомственных соглашений, есть настоятельная необходимость в разъяснении высшими судебными инстанциями вопроса о квалификации наиболее часто применяемых межведомственных соглашений, их взаимодействия и соотношения как с актами внутреннего российского законодательства, так и с положениями других международных договоров.
Следует отметить, что правила о соотношении международных договоров и внутригосударственных нормативных правовых актов Российской Федерации не всегда выдерживаются на практике. К примеру, присоединение Российской Федерации к Бернской, Всемирной и Римской конвенциям, регулирующим отношения интеллектуальной собственности, было оформлено постановлениями Правительства Российской Федерации83, однако не возникает сомнений, что указанные конвенции обладают приоритетом не только над актами Правительства и нижестоящих органов, но также над федеральными законами.
Похожая ситуация существует в отношении Соглашения о международном железнодорожном грузовом сообщении (СМГС) - соглашения, заключенного государствами на уровне транспортных ведомств, и, следовательно, не имеющего приоритета над российскими законами. Вместе с тем практика признает за СМГС приоритетный характер, в том числе перед положениями ГК РФ и УЖТ РФ. В данном случае следует учитывать то обстоятельство, что СМГС заключено в 1950 году, т.е. задолго до принятия новейшего российского законодательства, определившего место международных договоров в правовой системе страны. В противном случае логически и юридически не удается найти основания для их приоритетного применения, а попытки российских судов в этом направлении выглядят неубедительными.
Так, в одном из дел84 государственный арбитражный суд РФ рассматривал спор по иску российского ООО к российской железной дороге о взыскании стоимости утраченного при перевозке груза. Решением суда первой инстанции в иске истцу было отказано в связи с пропуском истцом 9-месячного срока исковой давности, установленного ст. 31 СМГС. В кассационной жалобе истец просил решение отменить, поскольку, по мнению заявителя, суд неправомерно применил СМГС к спорным правоотношениям. При рассмотрении иска подлежали применению нормы национального права, в соответствии с которыми исковые требования заявлены в пределах срока исковой давности и подлежали рассмотрению по существу. Ответчик просил оставить решение суда без изменения, ссылаясь на то, что перевозка осуществлялась в международном грузовом сообщении из Молдавии в Россию на условиях СМГС, о чем свидетельствуют накладные международного образца.
Кассационная инстанция подтвердила решение суда первой инстанции, признав вывод нижестоящего суда о пропуске истцом срока исковой давности обоснованным. При этом в постановлении содержались следующие аргументы. В соответствии с п. 2 ст. 3 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации» СМГС является международным договором межведомственного характера, поскольку заключено между министерствами стран, указанных в СМГС. В соответствии с п. 2 ст. 7 ГК РФ и п. 2 ст. 5 указанного закона, если международным договором установлены правила, отличающиеся от установленных норм национального законодательства, то применяются правила международного договора. СМГС устанавливается прямое международное железнодорожное сообщение для перевозок грузов между железными дорогами, перечисленными в ст. 1 Соглашения. Данный нормативный акт применяется ко всем перевозкам грузов в прямом международном железнодорожном сообщении между станциями, которые открыты для грузовых операций во внутренних сообщениях стран - участниц СМГС, по накладным СМГС и только по сети железных дорог - участниц Соглашения. Названный документ имеет обязательную силу для железных дорог, отправителей и получателей грузов. Согласно § 1 ст. 31 СМГС претензии и иски отправителя или получателя к железным дорогам по договору перевозки, а также требования и иски железных дорог к отправителям или получателям об уплате провозных платежей, штрафов и о возмещении ущерба могут быть заявлены в течение 9 месяцев. Поскольку истцом пропущен 9-месячный срок исковой давности, установленный ст. 31 СМГС, суд первой инстанции обоснованно отказал в иске. В изложенном решении суд не учел то обстоятельство, что согласно российскому законодательству приоритет в отношении законов России имеют лишь правила тех международных договоров РФ, согласие на обязательность которых было принято в форме федерального закона. Согласие же на обязательность СМГС было дано на уровне министерства.
Международные соглашения субъектов РФ (соглашения об осуществлении международных и внешнеэкономических связей субъектов РФ) в соответствии со ст. 7 ФЗ от 4 января 1999 года № 4-ФЗ «О координации международных и внешнеэкономических связей субъектов Российской Федерации»85 не являются международными договорами. Позиция законодателя непоследовательна: не признавая соглашения субъектов Федерации международными договорами, он не определяет их правовую природу. Как отмечает В.Я. Суворова, «категоричность отказа признать соглашения субъектов РФ об осуществлении международных и внешнеэкономических связей международными договорами вызывает сомнения. Если связи международные, то почему нельзя относить к таковым соглашения (т.е. договоры) об их осуществлении?»86. С точки зрения автора, в соглашениях субъектов РФ с иностранными партнерами «иностранный (международный) элемент: не «просматривается». «Международные договоры субъектов РФ, как правило, представляют собой международные договоры публичного характера87».
Имеется также иная точка зрения. Так, по мнению Х.Р. Шамсиева, «субъекты федерации: не могут идентифицироваться как суверены и поэтому их соглашения нельзя считать априори международными договорами», из чего следует, что «их соглашения могут быть рассмотрены как внешнеэкономические сделки, стороны которых могут выбрать применимое к этим сделкам право»88. Такого же мнения, очевидно, придерживается И.О. Хлестова, которая прямо называет такие договоры «внешнеэкономическим договорами»89.
Все вышеперечисленные международные договоры (соглашения) и акты гражданского законодательства «не выстраиваются в один иерархический ряд соподчинения внутригосударственных нормативных актов, вопрос соотношения их юридической силы регулируется: не правилами коллизии для норм и актов одного уровня и одной правовой системы, а принципом соотношения международного и российского права»90.
Следует оговориться, что построение схем соотношения юридической силы международных договоров РФ и внутренних нормативных актов, основанное на законодательстве РФ, не должно влиять на действие принципа pacta sunt servanda, и договор должен выполняться в соответствии с содержащимися в нем положениями. В ситуациях противоречий проблема соотношения договора и внутреннего нормативного акта должна решаться в пользу акта, имеющего более высокую юридическую силу. Однако если таким актом окажется внутренний российский акт, необходимо принятие мер по приостановлению или денонсации международного соглашения либо отмене (приостановлению) действия российского акта или внесения в него изменений.
Необходимо также отметить, что в России принимаются нормативные акты, которые направлены на регулирование международных частноправовых отношений, т.е. тех же отношений, которые урегулированы международными договорами. По отношению к актам общегражданского законодательства такие акты принято характеризовать как специальные (lex specialis). Однако и такие специальные акты в силу общего принципа (ч. 4 ст. 15 Конституции РФ, ст. 7 ГК РФ) уступают перед положениями соответствующих международных договоров. К таковым, в частности, относятся Правила международных воздушных перевозок пассажиров, багажа и грузов 1986 года91. Правила 1986 года в основном соответствуют положениям Варшавской конвенции 1929 года, измененной Гаагским протоколом 1955 года, однако по ряду моментов вводят дополнительные постановления или содержат более подробное регулирование (например, положения о бронировании тоннажа, приеме груза к перевозке и его выдачи, перевозке трансфертного груза и др.). Правила 1986 года должны применяться субсидиарно по отношению к Варшавской конвенции.
В области международных автомобильных перевозок продолжают сохранять свое нормативное значение Основные условия осуществления международных перевозок грузов советским автомобильным транспортом 1969 года.92 Положения Основных условий юридически сохраняют силу, но поскольку они претендуют на регулирование тех же отношений, что и ЦМР 1956 года, то должны применяться в части, не противоречащей правилам последней. Встречающееся в литературе утверждение о том, что в случае, если перевозчиком является российский субъект, то императивно применяются Основные условия, а ЦМР 1956 года субсидиарно, - не соответствует ч. 4 ст. 15 Конституции РФ и п. 2 ст. 7 ГК РФ.
Так, в одном из дел, рассмотренных государственным арбитражным судом93, во время перевозки груза, которая регулировалась ЦМР 1956 года, груз был утрачен. Ответственный за организацию перевозки экспедитор признал факт утраты контейнера и согласился нести ответственность, предусмотренную договором транспортной экспедиции, а также п. 2 ст. 6 ФЗ «О транспортно-экспедиционной деятельности» от 30 июня 2003 года, нормами гл. 40 ГК РФ, а также положениями ЦМР 1956 года, в размере стоимости утраченного груза, указанной в ГТД. Между тем Клиент посчитал названную сумму недостаточной для возмещения ущерба, поскольку в заключенном им с другим российским ООО (ООО «Водолей+») договоре купли-продажи ввезенного товара стоимость товара определена сторонами этого договора в большей сумме. В связи с разногласиями при определении размера причиненного ущерба Клиент обратился с иском в арбитражный суд. Удовлетворяя исковые требования, суд первой инстанции применил ст. 7 указанного закона, согласно которой экспедитор несет ответственность перед клиентом в виде возмещения реального ущерба за утрату груза, принятого к перевозке без объявления ценности, в размере действительной (документально подтвержденной) стоимости груза. Поскольку ценность груза в международной товарно-транспортной накладной (CMR) не указана, суд сделал вывод о том, что в соответствии с п. 28 Основных условий осуществления международных перевозок грузов советским автомобильным транспортом она (ценность груза) определяется на основании контракта с российским ООО «Водолей+». Однако кассационная инстанция принятые по делу судебные акты отменила, поскольку ст. 23 ЦМР 1956 года предусмотрены иные порядок и размер исчисления и возмещения стоимости утраченного при перевозке груза, чем это установлено ст. 796 ГК РФ.
1 Международное частное право. Практикум: учебное пособие / Под ред. Н.Ю. Ерпылевой. – М.: Эксмо, 2007. – С. 62.
2 Лунц Л.А. Курс международного частного права: в 3 т. – М.: Спарк, 2002. – С. 63.
3 Международное частное право: Учебник / Л.П. Ануфриева, К.А. Бекяшев, Г.К. Дмитриева и др.; Отв. ред. Г.К. Дмитриева. – 2-е изд. перераб. и доп. – М.: ТК Велби, изд-во Проспект, 2004. – С. 68.
4 Международное частное право: Учебник / Л.П. Ануфриева, К.А. Бекяшев, Г.К. Дмитриева и др.; Отв. ред. Г.К. Дмитриева. – 2-е изд. перераб. и доп. – М.: ТК Велби, изд-во Проспект, 2004. – С. 68 - 69.
5 См.: Международное частное право: Учебник / Л.П. Ануфриева, К.А. Бекяшев, Г.К. Дмитриева и др.; Отв. ред. Г.К. Дмитриева. – 2-е изд. перераб. и доп. – М.: ТК Велби, изд-во Проспект, 2004. – С. 68 - 69.
6 Лунц Л.А. Курс международного частного права: в 3 т. – М.: Спарк, 2002. – С. 63.
7 Звеков В.П. Коллизии законов в международном частном праве / В.П. Звеков. – М.: Волтерс Клувер, 2007. – С. 82.
8 Международное частное право: учеб. / отв. ред. Г.К. Дмитриева. – 3-е изд., перераб. и доп. – М.: Проспект, 2010. – С. 69.
9 Международное частное право: учебник / И.В. Гетьман-Павлова. – Изд. 2-е, перераб. и доп. – М.: Эксмо, 2009. – С. 57.
10 См.: Сафронова С.С. Международная унификация права, регулирующего заключение и прекращение брака: автореф. дисс. …канд. юрид. наук. – Саратов, 2003. – 22 с.
11 См.: Хачатурян А.Г. Унификация коллизионных норм в договорах об оказании правовой помощи с участием СССР: дисс. … канд. юрид. наук. – Киев, 1990. – 216 с.
12 См.: Шкобенева Г.В. Международный договор как источник гражданского права: проблемы теории и практики: автореф. дисс. … канд. юрид. наук. – Москва, 2011. – 29 с.
13 Маковский А.Л. Об унификации морского права. - М.: Изд-во ИМО, 1960. - С. 223.
14 Там же. - С. 224.
15 Маковский А.Л. Об унификации морского права. - М.: Изд-во ИМО, 1960. - С. 224.
16 Маковский А.Л. Осуществление международно-правовых норм во внутригосударственном праве / Международное частное право: современные проблемы. - М.: ТЕИС, 1994. - С. 109.
17 См.: Корецкий В.М. Международное хозяйственное право (ориентировка в понятии). - 1928. - С. 122.
18 Заключена в г. Женеве 7 июня 1930 года. См.: Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. - 1995. - № 1.
19 См.: Маковский А.Л. Осуществление международно-правовых норм во внутригосударственном праве / Международное частное право: современные проблемы. - М.: ТЕИС, 1994. - С. 111.
20 Международное частное право. Современные проблемы / отв. ред. М.М. Богуславский. - М., 2002. - С. 228.
21 Лунц Л.А. Курс международного частного права. Общая часть. – М., 2000. - С. 15.
22 См., например: Лунц Л.А. Соотношение международного договора и внутригосударственного закона в гражданском и трудовом праве // Ученые записки ВНИИСЗ. - 1968. - С. 226; Маковский А.Л. Об унификации морского права. - М.: Изд-во ИМО, 1960. - С. 227; Богуславский М.М. Международное частное право: учебник. – М., 2000. - С. 22, 30; Международное частное право: Учебник / Отв. ред. Г.К. Дмитриева. - М., 2000. - С. 108 - 109.
23 Маковский А.Л. Об унификации морского права. - М.: Изд-во ИМО, 1960. - С. 224.
24 Там же. - С. 227.
25 Богуславский М.М. Международное частное право: учебник. – М., 2000. - С. 22.
26 Марочкин С.Ю. Действие норм международного права. - Екатерибург, 1998. - С. 41.
27 Шамсиев Х.Р. Международно-правовые аспекты применения норм валютного контроля // Московский журнал международного права. - 1997. - № 4. - С. 25.
28 Храбсков В.Г. Международное частное право в системе общего международного права // Изв. вузов. Правоведение. - 1982. - № 6.
29 Разумов К.Л. Международное частное право: некоторые вопросы теории и практики // Материалы секции права ТПП СССР. - М., 1983. - С. 21 - 22.
30 Звеков В.П. Международное частное право. - М., 1999. - С. 49.
31 Корчиго Е.В., Катков Д.Б. Некоторые вопросы российской доктрины международного частного права // Государство и право. - 2001. - № 10. - С. 80 - 81.
32 Елисеев И.В. Гражданско-правовое регулирование международной купли-продажи товаров. - Санкт-Петтербург, 2002. - С. 36.
33 См.: Гаврилов В.В. Международное частное право. – М., 2004. - С. 21.
34 См.: Марочкин С.Ю. Действие норм международного права. - Екатеринбург, 1998. - С. 76.
35 Игнатенко Г.В. Международное и советское право: проблемы взаимодействия правовых систем // Советское государство и право. - 1985. - № 1. - С. 76.
36 Суворова В.Я. Реализация норм международного права: Текст лекции. – М., 2002. - С. 21.
37 Розенберг М.Г. Международный договор и иностранное право в практике международного коммерческого арбитражного суда. - М.: Статут, 2000. - С. 32.
38 См.: п. 7 Информационного письма Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации «Обзор судебно-арбитражной практики разрешения споров по делам с участием иностранных лиц» // Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. - 1998. - № 4.
39 Комментарий к ГК РФ части второй (постатейный) / Отв. ред. О.Н. Садиков. - М., 1998. - С. 1.
40 См., например, решение от 22 января 1996 г., дело № 40/1995; решение от 11 апреля 1997 года, дело № 220/1996 // Арбитражная практика за 1996 - 1997 гг. - М., 1998. - С. 14, 194.
41 См., например, решение от 29 сентября 1997 года, дело № 470/1996 // Арбитражная практика за 1996 - 1997 гг. - М., 1998. - С. 232 - 233.
42 См., например, дело № 439/1995, решение от 29 мая 1997 года // Арбитражная практика за 1996 – 1997 гг. - М., 1998. - С. 205.
43 Розенберг М.Г. Конвенция ООН о договорах международной купли продажи товаров // Закон. -- 1995. - № 12. - С. 30.
44 Богуславский М.М. Международное частное право: учебник. – М., 2004. - С. 211.
45 См.: Schaffer R., Earle B., Agusti F. International Business Law and Its Environment. 2-ed. Minneapolis. 1993. Р. 100. Характеристика конвенции как «части права государств-участников» в целом достаточно характерна для зарубежной литературы. См., например: Nygh P. Autonomy in International Contracts, Clarendon Press, Oxford. 1999. Р. 184.
46 Комментарий к Федеральному закону «О международных договорах Российской Федерации». - М., 1996. - С. 18.
47 Кабатов В. Применимое право при разрешении споров в Международном коммерческом арбитражном суде при ТПП РФ // Хозяйство и право. - 1998. - № 5 - 6.
48 Бублик В.А. Гражданско-правовое регулирование внешнеэкономической деятельности в Российской Федерации: проблемы теории, законотворчества и правоприменения. - Екатеринбург, 1999. - С. 52 - 53.
49 Там же. - С. 52.
50 Бюллетень Верховного Совета СССР. - 1982. - № 1.
51 Дело № 73/2000, решение от 26 января 2001 года. См.: Розенберг М.Г. Из практики Международного коммерческого арбитражного суда при ТПП РФ // Хозяйство и право. - 2002. - № 1. Аналогичный подход прослеживается в других делах, рассмотренных МКАС. См., например, дело № 141/2003, решение от 30 января 2004 года.
52 Розенберг М.Г. Международный договор и иностранное право в практике международного коммерческого арбитражного суда. - М., 2000. - С. 28.
53 Международное право: учебник для вузов / Отв. ред. Г.В. Игнатенко, О.И. Тиунов. - М., 1999. - С. 154.
54 См.: Кабатов В.А. Применение Венской конвенции 1980 года в качестве права государства - ее участника // Венская конвенция ООН о договорах международной купли-продажи товаров. К 10-летию ее применения Россией / Сост. М.Г. Розенберг. - М., 2001. - С. 32.
55 См., например, дело № 406/1998, решение от 6 июня 2000 года // Венская конвенция ООН. К 10-летию ее применения Россией. - С. 94 - 99.
56 См.: Honold P. Uniform Law for International Sale. 2nd ed. 1992. para 76(2); Van Rooij and Polac. Private International Law in the Netherlands. Supplement 1995. Р. 64 - 65.
57 Нефедов Б.И. Имплементация международно-правовых норм в СССР // Советский ежегодник международного права. - М., 1988. - С. 283.
58 Принят 16 декабря 1966 года Резолюцией 2200 (XXI) на 1496-м пленарном заседании Генеральной Ассамблеи ООН. См.: Ведомости Верховного Совета СССР. - 1976. - № 17. - Ст. 291.
59 Заключена в Риме 4 ноября 1950 года // Собр. законодательства Рос. Федерации. - 1998. - № 20. - Ст. 2143.
60 Нешатаева Т.Н. Иностранные предприниматели в России. Судебно-арбитражная практика. - М.: Дело, 1998. - С. 22.
61 См.: Минаков А.И. Международный договор как источник международного частного права (вопросы теории) // Советский ежегодник международного права. - 1986. - С. 229; Международное частное право: современные проблемы / отв. ред. М.М. Богуславский. - М., 1994. - С. 212.
62 Там ж. - С. 48.
63 Лунц Л.А. Курс международного частного права. Общая часть. - С. 81.
64 Богуславский М.М. Международное частное право: учебник. – М., 2004. - С. 81.
65 Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. - 1995. - № 1.
66 Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. - 1996. - № 1.
67 Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. - 2003. - № 12.
68 См.: Комментарий к ГК РФ, части первой (постатейный) / Отв. ред. О.Н. Садиков. - М., 1997. - С. 24.
69 См.: Марочкин С.Ю. Соотношение юридической силы норм международного и внутригосударственного права в правовой системе Российской Федерации // Российский юридический журнал. - 1997. - № 4. - С. 51 - 52.
70 См.: Комментарий к Федеральному закону «О международных договорах Российской Федерации». - М., 1996. - С. 18.
71 Лукашук И.И. Нормы международного права в правовой системе России. - М., 1997. - С. 45.
72 Шатров В.П. Международное экономическое право: учебное пособие. - М., 1990. - С. 38.
73 Лукашук И.И. К вопросу о соглашениях, подобных международным договорам // Советское государство и право. - 1960. - № 12. - С. 91 - 92.
74 См.: Agreement Relating to Liability Limitations of the Warsaw Convention and the Hague Protocol, CAB Order No. 18900 of 13 May 1966 [Montreal Agreement 1966] // http: www.aviation.go.th/airtrans/airlaw/LiabilityLimitation.html.
75 См.: Садиков О.Н. Правовое регулирование международных перевозок. - М.: Юрид. лит, 1981. - С. 42.
76 См.: Там же.
77 Консультативное заключение о юрисдикции судов г. Данцига // Permanent Court of International Justice. Ser. B. T. 15. (1928). P. 3. См.: Лукашук И.И. Нормы международного права в правовой системе России. - М.: Спарк, 1997. - С. 45.
78 См.: Голубева Т.Б. О расчетах за перевозки грузов в международном сообщении // Транспортное право. - 2001. - № 1.
79 См.: постановление ФАС МО от 6 июля 1998 года по делу № КГ-А40/1338-98 См. также: постановление ФАС УО от 17 февраля 2003 года по делу № Ф09-208/03-ГК, в котором суд пришел к аналогичному выводу // [Электронный ресурс]. Доступ из справ.-правовой системы «Гарант» (дата обращения: 07.11.2015).
80 См.: постановление ФАС УО от 6 февраля 2001 года по делу № Ф09-40/01-ГК. Схожая аргументация содержится также в постановлении ФАС СКО от 14 ноября 2001 года по делу № Ф08-3720/2001 // [Электронный ресурс]. Доступ из справ.-правовой системы «Гарант» (дата обращения: 07.11.2015).
81 См.: постановление ФАС ПО от 27 сентября 1999 года по делу № А12-3779/99-с19 Схожие аргументы содержатся в постановлении ФАС ЦО от 9 февраля 2001 года по делу № А14-7013-99/244/18 // [Электронный ресурс]. Доступ из справ.-правовой системы «Гарант» (дата обращения: 07.11.2015).
82 См.: Голубева Т.Б. О расчетах за перевозки грузов в международном сообщении // Транспортное право. - 2001. - № 1.
83 См.: Постановление Правительства РФ от 3 ноября 1994 года № 1224 «О присоединении Российской Федерации к Бернской конвенции об охране литературных и художественных произведений в редакции 1971 года, Всемирной конвенции об авторском праве в редакции 1971 года и дополнительным Протоколам 1 и 2, Конвенции 1971 года об охране интересов производителей фонограмм от незаконного воспроизводства их фонограмм» // Собр. законодательства Рос. Федерации. - 1994. - № 29. - Ст. 3046; Постановление Правительства РФ от 20 декабря 2002 года № 908 «О присоединении Российской Федерации к Международной конвенции об охране прав исполнителей, изготовителей фонограмм и вещательных организаций» // Собр. законодательства Рос. Федерации. - 2002. - № 52 (ч. 2). - Ст. 5217.
84 См.: постановление ФАС СКО от 16 мая 2005 года по делу № Ф08-1529/2005 // [Электронный ресурс]. Доступ из справ.-правовой системы «Гарант» (дата обращения: 04.11.2015).
85 Собр. законодательства Рос. Федерации. - 1999. - № 2. - Ст. 231.
86 Суворова В.Я. Федеральный закон о координации международных и внешнеэкономических связей субъектов Российской Федерации // Российский юридический журнал. - 1999. - № 3.
87 Там же. - С. 36.
88 Шамсиев Х.Р. Вопросы международного частного права в практике урегулирования внешнего государственного долга в отношениях между странами СНГ // Международное частное право: современная практика: сборник статей / под ред. М.М. Богуславского и А.Г. Светланова. - М., 2000. - С. 127.
89 См.: Хлестова И.О. Российское законодательство об иммунитете иностранного государства: тенденции развития // Журнал российского права. - 2004. - № 7.
90 Марочкин С.Ю. Соотношение юридической силы норм международного и внутригосударственного права. - Екатеринбург: Изд-во Уральского университета, 1997. - С. 50; Он же. Действие норм международного права в правовой системе Российской Федерации. - Тюмень, 1998. - С. 46, 67.
91 Утв. приказом Министра гражданской авиации СССР от 3 января 1986 года № 1/И // Воздушный транспорт. - М., 1986.
92 Утв. приказом Министерства автомобильного транспорта РСФСР от 5 сентября 1969 года // Закон. - 1997. - № 7.
93 См.: Постановление ФАС СЗО от 9 февраля 2006 года по делу № А56-18062/2005 // [Электронный ресурс]. Доступ из справ.-правовой системы «Гарант» (дата обращения: 07.11.2015).